«Сбежать легко, сложно не попасться». История дезертира-выживальщика, который смог сбежать во второй раз

45-летний казак Владимир Бернгардт сбежал с войны и девять месяцев успешно скрывался в лесах. В августе 2025 года он дал «Вёрстке» большое интервью и рассказал про навыки выживания, благодаря которым он так долго не попадался в руки силовиков. Однако в сентябре Бернгардта задержали, избили, вменили ему уголовные статьи и обещали судить. Но Владимир вновь смог сбежать и на этот раз — по полям, болотам и лесам — наконец выбрался из страны. Он рассказал «Вёрстке», как ему это удалось.

Первую часть рассказа Владимира Бернгардта о его мобилизации, трансформации взглядов с патриотических до антивоенных и про девять месяцев в бегах — читайте в тексте «Вёрстки»: «Дневник казака. Как дезертир девять месяцев прячется в лесах России».

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

В сентябре 2022 года меня мобилизовали, больше двух лет я прослужил в медико-эвакуационной роте, спасал бойцов, оказывал им первую помощь. Буквально через три месяца после начала службы я приобрёл антивоенные взгляды, хотя когда Россия начала войну, я её поддержал — думал, защищаем народ Донбасса. Но я увидел огромное количество бессмысленных смертей: как украинских солдат, так и российских, увидел, как разрушают города, захватывая новые территории — и стал ярым противником этой войны. В 2023 году я завёл блог в телеграме и ютуб-канал «Дневник казака», где прямо с фронта рассказывал правду о мясных штурмах и об отношении к мобилизованным — за что меня избили, посадили в яму и обещали обнулить. Но не сделали этого, и я продолжил служить.

В декабре 2024 года я не вернулся на фронт из отпуска и отправился в бега: жил в лесу, пытался ловить рыбу и дичь, собирал ягоды и грибы. В августе 2025 года я попробовал нелегально пересечь границу между Россией и Грузией через горы, добравшись туда на мотоцикле. Легально я не мог: во-первых, меня объявили в федеральный розыск из-за уголовного дела за самовольное оставление части, во-вторых, у меня не было действующих ни российского, ни заграничного паспорта.

Я смог забраться на высоту выше 3000 метров, но оставался ещё примерно километр ввысь из ледников. И я вернулся. Нашёл мотоцикл там же, где и спрятал его до восхождения на горы — в старом заброшенном коровнике. Сел на него и поехал в Краснодарский край, в свой родной город Абинск. Перед второй попыткой штурмовать границу мне нужно было отремонтировать мотоцикл и, самое главное, определиться, в каком направлении бежать. Для этого мне нужны были запчасти для мотоцикла и хороший интернет.

Я знал, что дезертиров чаще всего задерживают у них дома, но решил, что раз я не появлялся там 10 месяцев, то там меня искать уже не станут. Тихонько по темноте пробрался в свой частный дом, чтобы меня не заметили соседи, спрятал мотоцикл и остался там. Днём из дома не выходил, в тёмное время суток не включал свет, разговаривал очень тихо. Нужные запчасти я купил ещё по дороге до дома и планировал не задерживаться там, но я никак не мог понять, в какую сторону мне двигаться.

Изначально я думал про Финляндию — потому что пересечь границу через лес было бы не так сложно, чем через горы. Но увидел информацию, что финны отказывают в убежище россиянам, которые незаконно пересекают границу. Азербайджан, как я прочитал, выдал россиянина, который сбежал с войны. Для Армении у меня не было внутреннего российского паспорта, да и общей границы с ней у России нет. В Казахстан ехать было опасно, потому что казахи уже депортировали россиян, на которых заведены уголовные дела.

Был, конечно, вариант поселиться в тайге на территории России, в избушке, находить пропитание в лесу. Это сложно, но реально. Но помимо своей свободы и безопасности я думал, что мне надо финансово поддерживать близких, а все военные выплаты к тому моменту уже были потрачены. Варианты незаконного заработка я для себя не рассматривал. Я был в тупике и поэтому затянул свой отъезд из дома.

7 сентября, хорошо помню, что это было воскресенье, я услышал голоса соседских детей напротив своих окон и испугался, что они увидят мой мотоцикл и сообщат родителям. Я понял, что мне срочно нужно уезжать, но решил дождаться темноты. Это было моей ошибкой.

Попытка скрыться

Когда стемнело, я заметил, что соседи, которые обычно вечером в воскресенье шумно кутят во дворе, зашли в дом и выключили свет. Это показалось мне подозрительным. Я аккуратно вышел во двор и прислушался: мне показалось, что с обеих сторон от дома слышны какие-то шорохи. Вернулся и из окна увидел, что рядом машина ГИБДД перекрыла улицу. Ещё раз приоткрыл дверь и в метрах 50 от себя увидел три тени, услышал перешёптывание силовиков и решил уходить.

Я выкатил свой мотоцикл со всеми сумками на задний двор и тихонько через огороды начал переходить на соседние участки. У меня с собой был заранее приобретенный болторез, чтобы перерезать колючую проволоку на границе. С помощью болтореза я разрезал проволоку сетки-рабицы, перевозил мотоцикл и перетаскивал вещи.

В какой-то момент я услышал сильный стук по воротам, калиткам, увидел свет фонарей. Я был уже в отдалении от своего дома. Вскоре через громкоговоритель стали повторять: «Вова, выходи, поговорим». Потом через громкоговоритель я услышал женский голос, обращающийся ко мне. Позже опера мне сказали, что это была моя бывшая жена, которую привезли из другого города, надеясь спровоцировать меня сдаться. Но мы с ней расстались больше 20 лет назад и мало общались, её голос я не узнал и продолжал двигаться. Всё это длилось несколько часов.

Мне остался буквально последний двор: я хотел откатить мотоцикл на 300–400 метров от него и потом рвануть, но перед этим решил проверить, есть ли там силовики. Осторожно прошёл вдоль дома и увидел под соседним кустом тень крепкого бойца в бронежилете с автоматом. Через несколько секунд по моим следам меня настигла группа силовиков.

На меня надели наручники, уложили лицом в землю и начали избивать. Били прикладом автомата, пинали ботинками. К счастью, раньше я занимался универсальным боем и умею отворачиваться, чтобы смягчать удары: зубы и рёбра остались целы.

Один из избивавших меня силовиков спрашивал, есть ли у меня ножи, где мои документы и деньги. Про деньги он спросил два или три раза. Я указал, где всё лежит. Позже выяснилось, что у меня пропало более 80 тысяч рублей — практически все мои средства, на которые я планировал сбежать.

Когда меня подняли, я увидел, что задерживать меня приехало очень много людей: СОБРовцы, обычные местные полицейские и сотрудники ФСБ, которые позже провели у меня дома обыскi (редакция «Вёрстки» смогла подтвердить участие в задержании Владимира Бернгардта только сотрудников Росгвардии и ГИБДД)×.

После обыска меня отвезли в районный отдел полиции — там ко мне относились уже нормально. По словам оперов, задерживало меня несколько десятков человек: им сказали, что у меня дома якобы хранятся гранаты и автомат — этого у меня не было, но у меня действительно был гражданский карабин, который я брал с собой для защиты от медведей. В райотделе у меня взяли объяснения, дождались сотрудников военной полиции и отправили в военную комендатуру Краснодара.

«Добегался»

Как я уже потом выяснил, фото меня избитого с фингалом под глазом через несколько дней после задержания опубликовал в своём телеграм-канале Евгений Ступин — это фото сделали опера в абинском райотделе сразу после моего задержания. По словам моих товарищей, они увидели в комментариях к моему телеграм-каналу эту фотографию с подписью «Добегался» — наверное, её выложил кто-то из оперов и после этого её переслали Ступину.

В здании краснодарской комендатуры на четвёртом этаже сделали комнату для «временно задержанных»: мобилизованных и контрактников, которых наказывают за пьянство или за попытки побега. В большой комнате стоит сваренная из стальной решётки клетка, куда меня и посадили.

Спать приходилось на полу, еду приносили, в туалет выводили под охраной, таблетки из своего же рюкзака приходилось каждый день выпрашивать у дежурного. В клетке чаще всего было три-четыре человека, ещё несколько содержались вне её в этой же комнате. Там меня уже не избивали, но не давали позвонить близким и не говорили, что со мной будет дальше.

Через три недели мне велели идти в кабинет, где я увидел двух мужчин: один показал удостоверение сотрудника ФСБ, второй не представился. Они опрашивали меня о блогерской деятельности. Как я понял, своими тонкими и хитрыми вопросами они хотели раскрутить меня на максимальное количество уголовных статей. Отвечал я спокойно, корректно, аргументируя свою антивоенную позицию. Эти ФСБ-шники сообщили, что против меня готовится уголовное дело за распространение фейков — за мои посты в телеграм-канале.

После этой беседы меня в наручниках посадили в металлический карман машины военной полиции и отвезли из Краснодара в Новороссийск — на сборный пункт для самовольно оставивших часть военных. Оттуда один раз меня возили к следователю в Новороссийск, ещё один раз он сам приезжал ко мне в эту часть. Следователь также опрашивал меня и, как я понял, на тот момент уголовные дела против меня ещё не были не заведены, а только готовились.

По его словам, мне планировали вменить ч.1 ст. 207.3 УК РФ — распространение фейков о российской армииi (редакция «Вёрстки» не нашла на сайтах гарнизонных судов информацию о возбуждении против Владимира Бернгардта уголовного дела)×. Также за несколько месяцев до этого завели дело по ч. 5 ст. 337 УК РФ — за самовольное оставление части свыше одного месяца, по нему я ещё был летом объявлен в федеральный розыскi (у редакции есть подтверждение, что летом Владимир Бернгардт был объявлен в розыск)×. Он уверил меня, что военный суд в Новороссийске мягкий, гуманный, и мне, вероятно, дадут лишь условный срок, ну а потом, очевидно, отправят в штурма.

Я понял, что при первой попавшейся возможности надо делать ноги. И начал обдумывать план, как мне это всё организовать.

Притворился покорным

Сборный пункт для сочников в Новороссийске находится на территории воинской части ПВО. Там служат контрактники и срочники. Внутри неё поставили две большие армейские палатки и оградили забором — там и жили беглецы. Охранять нас должны были сотрудники военной полиции, но, как я понял, их не хватало, поэтому охраняли нас десантники из другой воинской части: приезжали посменно по семь человек, стояли по периметру за оградой и круглосуточно должны были следить за нами.

Нас, сочников, было около 30 человек. В столовую нас водили под охраной, спали мы на сбитых нарах, мыться приходилось в летнем душе, что для октября даже на юге, мягко говоря, не очень комфортно — вода была только холодная.

Нас всё время занимали какой-то работой: заставляли подметать территорию от листьев, которые опадали каждый день с деревьев, что-то таскать, а в какой-то момент, чтобы усложнить нам жизнь, потребовали учить законы. Старшина читал, а мы стояли и слушали законы о самоволке, о дезертирстве, о невыполнении приказов.

Относились к нам строго, но командование состояло из нормальных людей. Меня, как и других сочников, отпустили в город, чтобы я смог оформить паспорт. Конечно, добился я этого не сразу, а через несколько недель там, когда зарекомендовал себя как надёжный товарищ. В мае этого года мне исполнилось 45 лет, и мой российский паспорт стал недействительным: это очень ограничивало меня в попытках сбежать из страны. Паспорт мне сделали за пару дней.

Тогда у меня появилась возможность сбежать через Беларусь — туда перейти границу нелегально ногами, а оттуда уже вылететь в более безопасную страну. У меня было много возможностей, чтобы сбежать: например, когда меня возили на военно-врачебную комиссию в Анапу, когда я оформлял паспорт, да и просто сигануть через забор было несложно, чем некоторые и пользовались.

Сбежать из сборного пункта Новороссийска легко, сложно потом не попасться. Например, двое товарищей пошли выносить мусор, третий — в туалет. В итоге все трое перемахнули через забор, их заметили, но не догнали. Кого-то ловили, переводили на другие сборные пункты, которые охраняются уже гораздо серьёзнее.

Мне следовало хорошо всё спланировать. Через несколько недель содержания в клетке без движения мои мышцы ослабли — их надо было подготовить и укрепить. Я вызвался загружать и разгружать ящики на продуктовый склад: это хорошая нагрузка на тело, чтобы мышцы пришли в чувство после долгого лежания.

Я попросил товарищей с воли подготовить для меня телефон, симку, навигатор, для меня нашли мотоцикл и собрали рюкзак со спальником и всем необходимым: всё это находилось в безопасном месте в другом городе. Мне пришлось занять денег, так как своих средств у меня к тому моменту уже совсем не было.

Я дождался смены с нехорошим дежурным, с которым мы ранее зацепились словами: он неуважительно к нам относился, и мне не нравилось его высокомерие по отношению к сочникам, которые просто-напросто хотят выжить. В эту ночь я проснулся в четыре утра, вышел в туалет и увидел, что вся смена дежурных спит. Прошёл мимо них, прыгнул через забор, пробрался через кустарники, выбрался в город и вызвал такси. И уехал туда, где находился мой мотоцикл и вещи, которые для меня заранее подготовили. Дальше я стартанул на мотоцикле в сторону границы с Беларусью.

Про мой план побега знало очень мало людей: только проверенные годами друзья. Другим сочникам я не говорил о своём намерении, там никому нельзя доверять. Я притворялся покорным, словно я со всем согласен, мол, воевать так воевать, умирать так умирать. Ни с кем не спорил, ничего не доказывал.

И ещё при побеге важно было получить фору. Тех, кто сбегает утром или днём, догнать проще, о них раньше узнают и быстрее начинают искать. Я ушёл ночью специально: до утренней проверки в девять утра оставалось пять часов: за это время можно было очень далеко выбраться, чем я и воспользовался.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

Погоня

Я внаглую по трассе проехал днём через Краснодар до Адыгеи и не встретил по пути ни одного гаишника. Но в Адыгее за мной погналась машина ДПС. Я сильно ускорился, но мотоцикл мой был гружёный, так как я вёз с собой палатки, спальники, ремонтный набор и свои вещи. От машины мне не оторваться.

На большой скорости с трассы я свернул в поле, туда ГАИшники за мной уже не поехали. Нашёл лесополку и остался там на ночь, раскинул палатку. Но у меня была проблема с водой: я взял с собой минимальный запас, и вода быстро закончилась.

На следующий день я решил заехать в небольшой аул. Там я вновь увидел машину ГАИшников, которые погнались за мной. Не думаю, что они знали, что я сочник, скорее всего, я их просто разозлил нарушением правил, ведь я ехал на внедорожном мотоцикле по федеральной трассе, а это запрещено. Узкая улочка, слева-справа дома, они гонятся за мной, я понял, что до трассы мне не добраться и заметил поворот к полю, но перед полем — овраг, заполненный водой. На большой скорости я смог перепрыгнуть через этот овраг и ушёл от них по полю.

К сожалению, из-за этого прыжка рама мотоцикла треснула. Я разгрузил мотоцикл, чтобы снизить общий вес. Пришлось оставить большой хороший тент, которым я пользовался зимой, складную пилу, хороший тяжёлый топорик — всё это могло бы мне пригодиться, если бы вновь пришлось выживать в лесу. Прощаться с этим было очень больно, но я всё необязательное оставил и попробовал ехать дальше. Но всё равно мотоцикл не выдерживал, а позже я заметил, что у него пробито переднее колесо.

Пришлось прощаться и с мотоциклом. Я оставил его в лесополке, накрыл, переоделся в джинсы, обычные ботинки и куртку — и дальше двигался на попутках, блаблакаре и такси.

В бегах крайне важно не пользоваться транспортом, в котором надо показывать паспорт — то есть отпадают поезда, самолёты и даже междугородние автобусы. Каждый день я проверял себя в базе розыска, меня там не было. Я изредка включал телефон со своей симкой — оформить на кого-то другого симку возможности у меня не было. Делал это я ненадолго и в безопасных для себя местах, чтобы, если меня запеленгуют, то не успеют догнать. Включал на 5–10 минут и быстро срывался с этого места.

Со множеством пересадок, на перекладных, я добрался до Смоленска. В нескольких городах снимал дешёвые номера в гостиницах и оставался там на одну-две ночи, когда надо было подождать подходящую машину на блаблакаре, которая ехала в нужном мне направлении. Весь этот путь у меня занял около двух недель. Из Смоленска я доехал поближе к границе, а оттуда уже пошёл в Беларусь пешком.

Кабаньи тропы

Я заранее загрузил на телефон приложение Organic Maps, оно работает в режиме офлайн, скачал карту Беларуси и нужных мне регионов России. Рядом с тем направлением, по которому я двигался, пролегала дорога, по которой всё время кто-то ездил — думаю, это были пограничники. Карта местами иногда подтупливала, видимо, там стоят глушилки, но в целом это несильно мешало.

В той местности очень зелёные леса, много мха на земле и болота: даже в тех местах, где по карте их не должно быть, пробираться через них было сложно. Моя предварительная физическая подготовка перед побегом очень мне помогла, потому что идти пришлось много. Пробираясь через камыши, я заметил след кабана, который прошёл там раньше. Живя 10 месяцев в лесу, я частенько пользовался кабаньими тропами: животное крупное, если земля его выдержала, значит, выдержит и меня. И я пошёл по кабаньему следу. В некоторых местах приходилось взбираться на деревья, прыгать с гибких веток. В общем, дорога сложная, но пройти её вполне реально.

У меня были не военные берцы, а короткие кожаные ботинки, и они, конечно, промокли. По колено я был насквозь мокрый, но болотистую местность я преодолел в первый день. Дальше уже были леса.

Я нашёл большое поваленное дерево и в том месте, где торчало его основание с корнями, поставил палатку, таким образом её было почти не видно со стороны. Костёр разводить я боялся, чтобы одежда не пропахла дымом. Первую ночь я провёл в спальнике — и, будучи всё ещё в мокрой одежде, очень замёрз. У меня был с собой маленький коврик меньше метра в длину и полметра в ширину, я специально его обрезал. Он не дал сильно переохладиться от земли. На следующую ночь я всё же развёл костёр.

Я взял с собой правильную для такого пути еду: рыбные консервы, большой кусок сала, горчицу. Сало меня очень выручало, потому что оно калорийное и согревает на ночь, особенно если его поджарить как шашлык, а горчица помогала не заболеть. Ещё у меня был с собой запас коллагена — это хорошее вещество, из которого по сути во многом состоят наши сухожилия, связки, кожа. Я пил его, и это меня сильно поддерживало, ускоряло восстановление уставших мышц.

Вода у меня очень быстро закончилась, потому что я взял с собой только маленький «цивильный» рюкзачок на 15 литров. У меня были фильтры для воды, но они не очень помогли, потому что в том месте можно было использовать только болотную воду. Фильтр её немного очистил, но цвет всё равно оставался коричневым и был горьковатый неприятный привкус. У меня не было с собой никакого котелка или кружки, в которых я мог бы вскипятить воду — я опасался, что если мой рюкзак начнут досматривать, всё это может вызвать подозрения, поэтому вещей взял по минимуму. Воду пришлось кипятить в пластиковой бутылке: она, конечно, сморщилась и уменьшилась, но, тем не менее, болотная вода вскипятилась, я добавил туда несколько хвойных веточек — и это был самый вкусный чай в моей жизни.

Двигался я три дня и ещё два дня пришлось отдыхать — один раз, потому что физически тогда очень много прошёл, во второй раз весь день лил дождь, чтобы не промокнуть полностью, я остался в палатке. Мне не хватило еды, потому что я рассчитывал преодолеть весь отрезок за трое суток. Еду надо брать с запасом.

Когда я уже подошёл ближе к первому беларусскому городу, запшикал всего себя дезодорантом, который специально взял с собой, чтобы перебить запах костра у одежды. Первое, что я сделал в городе, — оформил местную симку и обменял российские рубли на беларусские и сразу же купил бутылочку колы. Это было мало с чем сравнимое счастье, когда я напился после той горькой болотной воды. Снял дешёвый номер в гостинице и сразу же перестирал все свои вещи. Очень важно, как ты выглядишь, как ты пахнешь. Ты должен быть чистым и опрятным, побритым, гладеньким, чтобы максимально слиться с толпой.

Эмигрант

Дальше уже началась цивилизованная жизнь. Я по-прежнему аккуратно пользовался мобильной связью: выключал телефон или ставил его в авиарежим на улице, в гостинице пользовался вайфаем. Я понимал, что задерживаться в Беларуси нельзя, хоть я и чувствовал себя там в гораздо большей безопасности, чем в России.

Важно не расслабляться, даже когда ты уже почти выбрался. Психологически я расслабился, находясь у себя дома в Абинске, и это было моей большой ошибкой. Но не было бы счастья, да несчастье помогло — благодаря той поимке я смог оформить новый паспорт, и это облегчило мне дальнейший побег.

Координатор проекта «Идите лесом», который помогает российским военным сбегать с фронта, дал мне очень дельные советы по безопасности, но я всё равно очень нервничал перед вылетом. Это был первый перелёт в моей жизни, и я плохо себе представлял, как будут проходить досмотры.

Мне нельзя было везти с собой ничего, что намекало бы на то, что я дезертир в бегах: я выкинул спальник, палатку, солнечную панель. Но главным вопросом было, что делать с военным билетом. К сожалению, до пересечения границы я не задумался о том, что военник надо оставить у кого-то из надёжных людей, которые потом могли бы переправить мне его. А брать его с собой было опасно — вдруг его обнаружат в аэропорту. Оставить его на территории Беларуси было некому, а отправить почтой не вышло: СДЭК и почта отказались принимать и отправлять военник. Прятать в трусах было не вариантом, потому что мне предстоял досмотр, где всё просвечивается. Все дни, что я был в Беларуси, я ломал голову, как поступить. В итоге за несколько часов до вылета я сжёг его в металлической мусорке, предварительно отсканировав его в хорошем качестве.

Ещё я переживал, что металлические осколки, которые остались в моём теле после ранения на войне, запищат на проверке и продумывал варианты, как отвечать, если про это спросят. Искал информацию в интернете, спрашивал у ИИ и читал, что из-за осколков рамка на досмотре действительно может запищать, очень нервничал по этому поводу. Но она не запищала. Потом я пошёл на пограничный контроль, где проверяют паспорта. Я переживал, что пограничник может увидеть по своей базе, что я российский военный или, ещё хуже, дезертир, и думал, как лучше отвечать на потенциальные вопросы.

Наблюдал и пристально слушал, как проверка проходит у людей в очереди передо мной. Четырёх человек пограничник пропустил быстро, не задавая им никаких вопросов, а у меня стал проверять паспорт очень долго. Взял лупу, что-то разглядывал на страницах паспорта, потом отсканировал его, что-то вбил в компьютер, потом ещё раз взял лупу. У меня давление скакнуло, лицо всё покраснело, но я старался делать вид, словно разглядываю что-то по сторонам, спокойно дышал. Он ничего не спрашивал. В соседнем окне за это время штамп поставили уже трём людям, а я всё ещё стоял.

Потом пограничник молча отдал мне паспорт, улыбнулся и сказал «Приятного полёта». Мне кажется, что он всё понял про меня, нас же таких много летит через Беларусь. Я выдохнул, но держал в голове, что расслабляться ещё рано. Только когда самолёт оторвался от земли, немного расслабился. Но начал думать про проверку по прилёту в новой стране: я не знал, нужно ли будет проходить досмотр ещё раз и что будут спрашивать на паспортном контроле там. Продумывал варианты, как лучше отвечать. В общем, весь полёт продолжал переживать. Оказалось — зря. Всё прошло спокойно.

Купил местную симку и обменял деньги прямо в аэропорту и заселился на два дня в квартиру. Денег, чтобы снимать жильё дальше, у меня нет. Буду как-то выкручиваться и искать варианты.

Я понимаю, что меня впереди ждёт ещё много трудностей в моей новой эмигрантской жизни: мне нужно будет закрепиться и найти возможности для заработка не только на себя, но и чтобы помогать моим близким. Планирую учить иностранный язык, чтобы свободно общаться с местными жителями в новой стране и буду продолжать блогерскую деятельность. Мне пришлось завести новый телеграм-канал, потому что после обыска к прошлому получили доступ силовики и сменили там пароли.

Скорее всего, я больше не вернусь на родину, хотя я всегда хотел жить только в России. Хотя бы часть своей жизни я посвящу борьбе с путинским режимом в рамках тех возможностей, которые у меня есть. Я никогда не прощу ему то, что он погубил сотни тысяч людей и заставил меня расстаться с близкими и родной страной.

Я дал себе обещание, что никогда не остановлюсь в этой борьбе, хотя раньше вовсе не стремился ни к публичности, ни к какому-то ярко выраженному протесту. Я всегда хотел заниматься чем-то простым: ещё до войны я мечтал открыть маленький уютный ресторанчик, потому что мне очень нравится готовить вкусные блюда или основать школу для выживания в экстремальных условиях. Но война для меня всё изменила, и теперь я эмигрант.

Один из друзей после того, как я уже смог вылететь в третью страну, сказал такую фразу: «Ну ты, Володя, железный мужик», и я задумался. Я устал, моя нервная система и психика очень истощены, мне нужен отдых и восстановление — и на самом деле никакой я не железный.

Но за почти год моего дезертирства, если считать с прошлого декабря, когда я не вернулся на войну после отпуска, я ни разу не усомнился в своём решении. Ни под каким предлогом я больше не готов возвращаться на фронт. На войне я стал пацифистом, и я не готов предавать свои ценности и принципы.

Обложка: Дмитрий Осинников

Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →