«Вы нерусская и читаете? Как необычно!»

Женщины разных этносов — о жизни в «многонациональной» России

Девя­тое авгу­ста — день корен­ных наро­дов мира. В Рос­сии таких наро­дов боль­ше соро­ка. На про­тя­же­нии несколь­ких веков они часто под­вер­га­лись пере­се­ле­ни­ям, стал­ки­ва­лись с запре­та­ми и пре­не­бре­жи­тель­ным отно­ше­ни­ем, но всё же пыта­лись сохра­нить свою куль­ту­ру.

Мы пуб­ли­ку­ем пер­вый текст кол­ла­бо­ра­ции «Вёрст­ки» и ФАС — Феми­нист­ско­го Анти­во­ен­но­го Сопро­тив­ле­ния. В нём пред­ста­ви­тель­ни­цы раз­ных наро­дов РФ и дру­гих стран рас­ска­зы­ва­ют, как им живёт­ся в «мно­го­на­ци­о­наль­ной» Рос­сии и с каким отно­ше­ни­ем при­хо­дит­ся стал­ки­вать­ся в госу­дар­стве, кото­рое заяв­ля­ет о необ­хо­ди­мо­сти «дена­ци­фи­ка­ции» сво­их сосе­дей. (Име­на геро­инь и их места про­жи­ва­ния не ука­зы­ва­ют­ся по их прось­бе из сооб­ра­же­ний без­опас­но­сти.)

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

«Меня в детстве обзывали узкоглазой, китаёзой»

Я бурят­ка, и рос­сий­ское обще­ство счи­та­ет меня чело­ве­ком вто­ро­го сор­та. Ни я, ни мои пред­ки не жили спо­кой­но и не чув­ство­ва­ли себя пол­но­прав­ны­ми граж­да­на­ми стра­ны.

Мой пра­дед был судим по 58 ста­тье УК РСФСР за пан­мон­го­лизм (дви­же­ние за объ­еди­не­ние мон­голь­ских наро­дов в еди­ное госу­дар­ство. — Прим. ред.). Десять лет он про­вёл в тру­до­вом лаге­ре на Колы­ме. Из-за это­го мое­го деда тра­ви­ли в шко­ле за то, что он «сын вра­га наро­да». Меня в дет­стве обзы­ва­ли узко­гла­зой, кита­ё­зой, а одна­жды в дет­ском лаге­ре изби­ли до кро­ви.

Фото: Мак­сим Рос­ля­ков / Unsplash

Когда я вырос­ла, я при­е­ха­ла учить­ся в Моск­ву. Там поли­цей­ские по несколь­ко раз в месяц оста­нав­ли­ва­ли меня для про­вер­ки доку­мен­тов, часто наме­ка­ли на взят­ку. А уж сколь­ко раз у меня не полу­ча­лось снять квар­ти­ру, труд­но и сосчи­тать.

При Ста­лине у бурят отня­ли тра­ди­ци­он­ную пись­мен­ность: пере­ве­ли на лати­ни­цу, потом на кирил­ли­цу. В XXI веке Феде­раль­ное собра­ние вооб­ще запре­ти­ло наро­дам Рос­сии исполь­зо­вать какую-либо пись­мен­ность, кро­ме кирил­ли­цы (в 2002 году Гос­ду­ма при­ня­ла поправ­ку в закон «О язы­ках наро­дов Рос­сий­ской Феде­ра­ции»; он запре­тил исполь­зо­вать иные алфа­ви­ты, кро­ме кирил­ли­цы. — Прим. ред.).

В реги­о­нах, где боль­шая часть насе­ле­ния — буря­ты, рас­про­стра­нён буд­дизм. При этом люди, кото­рые испо­ве­ду­ют его, не могут встре­тить­ся со сво­им духов­ным лиде­ром далай-ламой в Рос­сии, пото­му что пра­ви­тель­ство не хочет пор­тить отно­ше­ния с Кита­ем (далай-лама XIV поки­нул Тибет после того, как его насиль­но при­со­еди­ни­ли к Китаю. — Прим. ред.). Буд­ди­стам при­хо­дит­ся ездить в Ригу или в Индию, что­бы удо­вле­тво­рить свои духов­ные потреб­но­сти.

Пра­ва мое­го наро­да нару­ша­ют­ся даже в сфе­ре здра­во­охра­не­ния. Навер­ня­ка мало кто из рос­си­ян зна­ет, что кис­ло­род­ные мас­ки в Рос­сии дела­ют­ся толь­ко на евро­пео­ид­ное лицо. Если такую мас­ку исполь­зу­ет ази­ат, то на носу оста­ёт­ся зазор, и через него теря­ет­ся мно­го кис­ло­ро­да. Полу­ча­ет­ся, что из-за сво­ей расы паци­ен­ты не полу­ча­ют долж­ной меди­цин­ской помо­щи.

Несмот­ря на всё это, буря­ты оста­ют­ся граж­да­на­ми Рос­сии. Они слу­жи­ли и слу­жат в Совет­ской и Рос­сий­ской армии, отда­ют жиз­ни за госу­дар­ство, кото­рое дис­кри­ми­ни­ру­ет их и допус­ка­ет расизм в обще­стве. При этом каж­дый раз, когда я гово­рю о рос­сий­ской коло­ни­за­ции, кто-нибудь выли­ва­ет на меня ушат помо­ев. Обыч­но что-то в духе «будь бла­го­дар­на, что жива».

И всё-таки я чув­ствую ветер пере­мен. В послед­ние годы под­ни­ма­ет­ся вол­на инте­ре­са к нашей наци­о­наль­ной куль­ту­ре, про­ис­хо­дит воз­вра­ще­ние к кор­ням. Моло­дые бурят­ки и буря­ты зада­ют­ся вопро­са­ми о сво­ей этни­че­ской иден­тич­но­сти, учат род­ной язык почти с нуля. Наби­ра­ет попу­ляр­ность тра­ди­ци­он­ная бурят­ская кал­ли­гра­фия.

Фото: Алек­сандра Сан­жи­е­ва / Pixabay

Я чув­ствую, что и в целом в рос­сий­ском обще­стве меня­ет­ся отно­ше­ние к этни­че­ским про­бле­мам, кото­рые дол­го замал­чи­ва­лись. Выри­со­вы­ва­ет­ся воз­мож­ность диа­ло­га, осмыс­ле­ния исто­ри­че­ской трав­мы, обще­ствен­ной дис­кус­сии, — непри­ят­ной и болез­нен­ной, но несу­щей в себе потен­ци­ал пере­мен к луч­ше­му.

«Такой национальности нет»

Я роди­лась на Севе­ре, у само­го Бело­го моря. На моей родине снег лежит восемь меся­цев в году, а в небе по ночам мер­ца­ет сия­ние. Когда мама соби­ра­ла меня в шко­лу, она гово­ри­ла: «Кижа (мяг­кий, рых­лый снег. — Прим. ред.), — и натя­ги­ва­ла мне капю­шон поглуб­же, что­бы снег не обле­пил мне шап­ку и шарф слиш­ком быст­ро. — Бере­гись наве­си».

Я с дет­ства зани­ма­лась под­лёд­ным ловом и греб­лей, умею пле­сти сети. В мои ран­ние годы вокруг все­гда были снег и море.

Фото: Ека­те­ри­на Дери­глаз

Я — помор­ка. Мой народ бли­же к скан­ди­на­вам, чем к рус­ским. Но с виду не отли­чить, поэто­му я не стал­ки­ва­лась с дис­кри­ми­на­ци­ей по внеш­но­сти. Прав­да, одна­жды в началь­ной шко­ле учи­тель­ни­ца назва­ла меня трес­ко­ед­кой, и эта клич­ка при­лип­ла ко мне на дол­гие годы.

И всё же такие слу­чаи были еди­нич­ны­ми. Но хоть я и не пере­жи­ва­ла пря­мой трав­ли, с дет­ства мне при­хо­дит­ся вести вой­ну с Рос­си­ей за свою само­иден­ти­фи­ка­цию.

Помо­ры — непри­знан­ная нация. В 2011 году Минюст лик­ви­ди­ро­вал нашу един­ствен­ную офи­ци­аль­ную общи­ну. Мно­гие счи­та­ют, что у нас нет сво­е­го язы­ка, но это неправ­да. Наш язык суще­ству­ет, он стар­ше лите­ра­тур­но­го рус­ско­го и лёг в осно­ву совре­мен­но­го рус­ско­го. Линг­ви­сты рас­смат­ри­ва­ют его как один из ста­рей­ших язы­ков (есть точ­ка зре­ния, что наря­ду с дру­ги­ми язы­ка­ми имен­но «помор­ская гово­ря» лег­ла в осно­ву рус­ско­го язы­ка; но дол­гое вре­мя рос­сий­ские и совет­ские учё­ные про­дви­га­ли идею, буд­то это лишь диа­лект рус­ско­го. — Прим. ред.).

Нам гово­рят, что наша куль­ту­ра — рус­ская. Но попро­буй­те при­е­хать ко мне на роди­ну. Наши стро­е­ния вы не спу­та­е­те ни с каки­ми дру­ги­ми. Рас­про­буй­те нашу кух­ню, послу­шай­те наши сказ­ки, зага­дай­те жела­ние пти­це сча­стья (помо­ры веша­ют в доме дере­вян­ных голу­бей в каче­стве обе­ре­гов. — Прим. ред.), а потом ска­жи­те боль­шу­хе, что она рус­ская, и попро­буй­те ука­зать ей место в семье (помо­ры назы­ва­ли боль­шу­хой жен­щи­ну, кото­рая оста­ва­лась в доме за глав­ную, когда муж ухо­дил в пла­ва­нье. Поз­же так ста­ли назы­вать стар­шую жен­щи­ну в доме. — Прим. ред.). Посмот­рим, куда она вас пошлёт.

Фото: Ека­те­ри­на Дери­глаз

Зимой я вышла замуж. Пода­вая доку­мен­ты в ЗАГС, в гра­фе «наци­о­наль­ность» я ука­за­ла «помор­ка». Но поче­му-то в сви­де­тель­стве было напи­са­но «рус­ская». Сотруд­ни­ца ЗАГСа внес­ла изме­не­ния само­сто­я­тель­но. Она объ­яс­ни­ла, что «такой наци­о­наль­но­сти нет». При­шлось менять доку­мен­ты со скан­да­лом.

По зако­ну люди могут сами опре­де­лять и ука­зы­вать свою наци­о­наль­ную при­над­леж­ность. Но на прак­ти­ке очень тяже­ло дока­зать, что ты «не рус­ская», если у тебя сла­вян­ская внеш­ность. Гово­рят: «Так не быва­ет», «Так вам будет про­ще». Быва­ет. Не будет. По пас­пор­ту я рос­си­ян­ка, а по наци­о­наль­но­сти — помор­ка. Я есть.

«Вы нерусская и читаете?»

Я из Ингу­ше­тии — самой кро­хот­ной рес­пуб­ли­ки в Рос­сии. Всю жизнь за пре­де­ла­ми род­но­го реги­о­на я посто­ян­но стал­ки­ва­лась с наци­о­на­лиз­мом.

Впро­чем, впер­вые это про­изо­шло ещё там, на родине. Наша пре­по­да­ва­тель­ни­ца вяза­ния — рус­ская жен­щи­на — ска­за­ла нам, что рус­ские дети яко­бы схва­ты­ва­ют всё в разы луч­ше и нам до них дале­ко. Я тогда, будучи ребён­ком, не пони­ма­ла, что же тако­го осо­бен­но­го в этих рус­ских детях, поче­му они так недо­ся­га­е­мы?

Фото: Vladimir Varfolomeev / Flickr (CC BY-NC 2.0)

Когда я ста­ла стар­ше и нача­ла поль­зо­вать­ся интер­не­том, я ещё боль­ше осо­зна­ла, что в Рос­сии я чело­век вто­ро­го сор­та. Я виде­ла сооб­ще­ния о «хачах», «чур­ках», «пона­е­хав­ших», «неан­дер­таль­цах», «тер­ро­ри­стах», «спу­стив­ших­ся с гор». Любое мне­ние, кото­рое я выска­зы­ва­ла, мог­ло быть анну­ли­ро­ва­но, пото­му что я «нерус­ская». В кон­це кон­цов я вооб­ще пере­ста­ла ком­мен­ти­ро­вать какие-либо посты.

Через несколь­ко лет я пере­еха­ла в дру­гой город, в основ­ном насе­лён­ный рус­ски­ми людь­ми. Я заме­ти­ла, что у них есть непро­би­ва­е­мая вера в то, что Рос­сия ста­ла для малых наро­дов про­све­ти­тель­ни­цей, осво­бо­ди­тель­ни­цей, желан­ной вер­ши­тель­ни­цей судеб. Это при том, что в 1944–1958 годах мои пред­ки были депор­ти­ро­ва­ны как вра­ги наро­да. Сму­ща­ет ли рус­ских людей то, что в исто­рии их стра­ны есть такой эпи­зод? Боль­шин­ство даже не дога­ды­ва­ет­ся о его суще­ство­ва­нии.

Более того, мно­гие уве­ре­ны, что малые рес­пуб­ли­ки, в част­но­сти кав­каз­ские, совсем про­па­ли бы без «Рос­сии-матуш­ки», а все насиль­ствен­ные дей­ствия в отно­ше­нии жите­лей этих рес­пуб­лик были вынуж­ден­ны­ми.

Не про­хо­ди­ло и меся­ца, что­бы я не столк­ну­лась с наци­о­на­лиз­мом. Это мог­ла быть оче­редь в мага­зине, где бабуш­ка пыта­лась наг­ло ото­дви­нуть меня со сло­ва­ми: «Пона­е­ха­ли, чур­ки». Или одно­курс­ни­ца, кото­рая пыта­лась дока­зать мне, что наро­ды Кав­ка­за «гене­ти­че­ски» менее раз­ви­ты.

Пожа­луй, чаще все­го я стал­ки­ва­лась с наци­о­на­лиз­мом из-за люб­ви к чте­нию. С деся­ток раз раз­но­об­раз­ные лове­ла­сы пыта­лись начать со мной раз­го­вор сло­ва­ми: «Вы нерус­ская и чита­е­те? Как необыч­но!» Когда я рас­ска­зы­ваю эти исто­рии, кому-то может пока­зать­ся, что я пре­уве­ли­чи­ваю. Но поверь­те, неза­чем выду­мы­вать и пре­уве­ли­чи­вать то, что в дей­стви­тель­но­сти про­ис­хо­дит посто­ян­но.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

«Мне неохотно давали роли, а мой разрез глаз оказался „неудобным“ для грима»

Мне 29 лет, я родом из Аст­ра­хан­ской обла­сти. Мой отец — казах, пере­се­ле­нец. Он при­е­хал ещё при совет­ской вла­сти. Мама — метис­ка. Её пред­ка­ми были ногай­цы родом из Кры­ма и кара­кал­па­ки. Прав­да, и она, и её роди­те­ли запи­са­ны в доку­мен­тах как каза­хи. По её рас­ска­зам, это пото­му, что в сель­со­ве­те, где они оформ­ля­лись, ска­за­ли: «Пиши­те всех каза­ха­ми! Нече­го тут нац­ме­нов раз­во­дить!»

В общем, мне доста­лась восточ­ная внеш­ность, хотя я не похо­жа на пред­ста­ви­тель­ни­цу какой-либо опре­де­лён­ной нации. Язы­ков пред­ков я не зна­ла, рели­гии тоже. Вос­пи­ты­ва­лась в «рус­ском» духе. Неуди­ви­тель­но, ведь моих дедов лиши­ли их куль­ту­ры.

Фото: Nurgissa Ussen / Unplash

До опре­де­лён­но­го воз­рас­та я не пони­ма­ла, что внешне отли­ча­юсь от дру­гих детей. Но потом услы­ша­ла в сред­ней шко­ле в свой адрес сло­во «кор­сач­ка». Ока­за­лось, это типич­ное оскорб­ле­ние для всех нерус­ских в Аст­ра­хан­ской обла­сти.

Потом роди­те­лям по рабо­те нуж­но было пере­ехать в Казах­стан, и мы про­жи­ли там несколь­ко лет. В те годы я не ощу­ща­ла себя «не такой» и не стал­ки­ва­лась с дис­кри­ми­на­ци­ей. Зато про­чув­ство­ва­ла её, когда после шко­лы вновь при­е­ха­ла в Аст­ра­хань и посту­пи­ла в теат­раль­ный вуз — я очень люби­ла театр.

От пре­по­да­ва­те­ля по сце­ни­че­ской речи я услы­ша­ла, что у меня есть «акцент и говор». На самом деле тако­го про­сто не мог­ло быть, ведь я рос­ла в Рос­сии и с рож­де­ния гово­ри­ла на чистей­шем рус­ском. Роли мне дава­ли неохот­но, а мой раз­рез глаз ока­зал­ся «неудоб­ным» для гри­ма.

Поз­же, в 20 лет, я при­шла к рели­гии. После силь­но­го жиз­нен­но­го потря­се­ния я при­шла в цер­ковь и реши­ла окре­стить­ся. Мне каза­лось, что там я дей­стви­тель­но как дома. Но всё же мне запом­ни­лось, как при кре­ще­нии мне ска­за­ли: «Ты теперь пра­во­слав­ная, а зна­чит, наша, рус­ская». А ведь сам Хри­стос гово­рил, что «нет ни элли­на, ни иудея», — все люди рав­ны.

С тех пор я езди­ла по Рос­сии, жила в раз­ных горо­дах. В одном из них я встре­ти­ла сво­е­го буду­ще­го (а теперь уже быв­ше­го) мужа — напо­ло­ви­ну рус­ско­го, напо­ло­ви­ну укра­ин­ца, родом из Казах­ста­на. Вме­сте мы пере­еха­ли к нему на роди­ну. Ока­за­лось, что и в Казах­стане людям не чужд наци­о­на­лизм и импе­ри­а­лизм. Пра­во­слав­ной све­кро­ви не нра­ви­лась «нерус­ская» невест­ка — «мам­бет­ка», как она гово­ри­ла. Она вол­но­ва­лась за то, как будут выгля­деть вну­ки. Спра­ши­ва­ла меня, не быва­ла ли я рань­ше заму­жем и нет ли у меня детей. «Ваши рано замуж выхо­дят», — пояс­ня­ла она, имея в виду, види­мо, ази­а­тов.

Фото: simon sun / Unsplash

В ито­ге мы раз­ве­лись. Теперь у меня есть «интер­на­ци­о­наль­ный» сын. В буду­щем я хочу позна­ко­мить его с куль­ту­рой пред­ков, с казах­ским язы­ком, со всем, чего была лише­на я и мои пред­ки. Ведь нам для выжи­ва­ния нуж­но было быть частью «рус­ско­го мира».

«Приедут сюда и ведут себя как дома»

Мой отец азер­бай­джа­нец, а мама рус­ская. Внеш­ность я уна­сле­до­ва­ла от отца, а вме­сте с ней — пре­не­бре­жи­тель­ное отно­ше­ние со сто­ро­ны рос­си­ян.

В шко­ле я учи­лась в 90‑е, и тогда быва­ло осо­бен­но туго. Во всех бедах при­ня­то было винить «чер­но­жо­пых». Не буду пере­чис­лять всё, что гово­ри­ли мне одно­класс­ни­ки и ребя­та во дво­ре. Рас­ска­жу несколь­ко исто­рий, кото­рые осо­бен­но запом­ни­лись, — навер­ное, пото­му, что участ­ни­ка­ми в них были взрос­лые.

Одна­жды мне нуж­но было в дет­скую сто­ма­то­ло­гию. Со мной пошёл папа, для это­го он отпро­сил­ся с рабо­ты. И вот мы сидим ждём. При­ём задер­жи­ва­ет­ся. Отец начи­на­ет нерв­ни­чать, пото­му что обе­щал вер­нуть­ся на рабо­ту к опре­де­лён­но­му вре­ме­ни. Под­хо­дит жен­щи­на и вкрад­чи­вым голо­сом про­сит про­пу­стить её вме­сто нас, мол, она опаз­ды­ва­ет куда-то с сыном. Папа объ­яс­нил, что в дру­гой ситу­а­ции обя­за­тель­но бы помог, но он и сам опаз­ды­ва­ет. У жен­щи­ны сра­зу поме­ня­лась инто­на­ция и выра­же­ние лица. «Понят­но, вы все такие. При­едут сюда и ведут себя как дома», — ска­за­ла она.

Фото: Lala Azizli / Unsplash

Ещё одно вос­по­ми­на­ние: учи­тель­ни­ца пра­ва в шко­ле ини­ци­и­ро­ва­ла деба­ты на тему меж­на­ци­о­наль­ных кон­флик­тов. Боль­шин­ство детей транс­ли­ро­ва­ли пози­ции сво­их роди­те­лей, и эти пози­ции были, мяг­ко гово­ря, недру­же­люб­ны­ми. Я до сих пор пом­ню, как ста­ра­лась не запла­кать и всё же не удер­жа­лась. За неде­лю до того уро­ка мое­му дяде про­би­ли голо­ву на стан­ции мет­ро «Цари­цы­но», когда скин­хе­ды устро­и­ли бой­ню на рын­ке. Он остал­ся инва­ли­дом.

С воз­рас­том пере­жи­вать напад­ки ста­ло лег­че. Я поня­ла, что в неко­то­рых слу­ча­ях на них нуж­но отве­чать, а ино­гда мож­но забить. Но в целом всё рав­но при­хо­ди­лось жить в напря­же­нии и как буд­то посто­ян­но дока­зы­вать, что я не хуже дру­гих.

Пом­ню, как одна­жды, лет в пят­на­дцать, еха­ла в трам­вае. У меня был ком­плект: шап­ка и шарф, кото­рые свя­за­ла мне тётя. Я чув­ство­ва­ла себя такой мод­ной и сим­па­тич­ной. Вижу, на меня смот­рит при­ят­ный парень при­мер­но мое­го воз­рас­та и улы­ба­ет­ся. Мне пока­за­лось, это выра­же­ние сим­па­тии, и я тоже улыб­ну­лась. Когда я вста­ла, что­бы при­го­то­вить­ся вый­ти на сво­ей оста­нов­ке, он тоже встал и стал рисо­вать что-то на запо­тев­шем стек­ле. Я покрас­не­ла, поду­ма­ла, это будет что-то милое. Но он нари­со­вал сжа­тый кулак и на нём сва­сти­ку. Такая вот роман­ти­че­ская исто­рия.

Сей­час я чув­ствую себя сво­бод­нее и уже не дер­жу обид, не пыта­юсь что-то дока­зы­вать. Но быва­ют ситу­а­ции, в кото­рых я не знаю, как реа­ги­ро­вать на пове­де­ние окру­жа­ю­щих. Напри­мер, когда дру­зья или рус­ские род­ствен­ни­ки в раз­го­во­ре назы­ва­ют кого-то «хачом» или «чур­кой» и даже не осе­ка­ют­ся. Это нор­ма, про­ис­хо­дит на авто­ма­те.

Фото: Lala Azizli / Unsplash

Недав­но я пошла на собра­ние наше­го СНТ (садо­во­го неком­мер­че­ско­го това­ри­ще­ства. — Прим. ред.). Там я заго­во­ри­ла о непра­во­мер­но­сти дей­ствий прав­ле­ния и полу­чи­ла контр­ар­гу­мент: «Ты чего раз­вы­сту­па­лась? У тебя хоть граж­дан­ство есть?»

Я роди­лась и вырос­ла в Рос­сии. Я люб­лю эту стра­ну. Но сей­час она боль­на, и забо­ле­ла она куда рань­ше, чем нача­лись все нынеш­ние собы­тия. Но имен­но теперь это ста­ло оче­вид­но.

Не все рус­ские — импе­ри­а­ли­сты, не все счи­та­ют себя исклю­чи­тель­ны­ми и бого­из­бран­ны­ми. Хочет­ся, что­бы никто не вешал друг на дру­га ярлы­ки. Мы слож­нее и состо­им из мил­ли­о­нов осо­бен­но­стей. Давай­те не будем думать, что зна­ем о чело­ве­ке всё пото­му, что он опре­де­лён­ной наци­о­наль­но­сти.

Фото на облож­ке: Baran Lotfollahi / Unsplash

Редак­ция «Вёрст­ки» сов­мест­но с Феми­нист­ским анти­во­ен­ным сопро­тив­ле­ни­ем