Бинарный миф и дискриминация. Почему замалчивается абьюз в квир-отношениях
Исследование о насилии в квир-партнёрствах
Россия — мировой лидер по уровню партнёрского насилия. Но обычно, когда говорят о таком насилии, имеют в виду гетеросексуальные пары, где преимущественно мужчины преследуют, избивают или убивают женщин. Между тем люди в квир-партнёрствах не менее часто проявляют агрессию или страдают от неё. Но об этом не принято говорить, полиция и НКО редко занимаются такими случаями, и пострадавшим бывает некуда обратиться за помощью. Независимый исследователь и автор книги «Постлюбовь» Виктор Вилисов выясняет, что приводит к квир-партнёрскому насилию, чем оно характерно и как его остановить.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
В октябре 2021 года в нескольких медиа вышли новости о том, что студента-этнолога Максима Дрожжина выгнали из фольклорного ансамбля при СПбГУ из-за гомосексуальности. Вскоре его пропуск в университет заблокировали, а МВД запустило в отношении Максима проверку на «гей-пропаганду». В итоге Дрожжин покинул страну и запросил убежища в Эстонии.
Проверка МВД началась из-за доноса «бдительной горожанки». К заявлению она, по словам Максима, могла приложить скриншот поста во «ВКонтакте», где юноша рассказывает об эпизоде из отношений с тогдашним партнёром. Многие журналисты и пользователи соцсетей комментировали эту запись, отмечая то, как откровенно магистрант описывал гей-секс. Но мало кто обратил внимание на само содержание поста: в нём Максим рассказывал о насилии в этих отношениях. Партнёр вынуждал студента заниматься с ним сексом и против воли употреблять алкоголь, контролировал его, проявлял агрессию.
Неудивительно, что многие даже не заметили: речь идёт об абьюзе. На насилие в квир-партнёрствах часто закрывают глаза. В России, как и во многих других странах, не принято рассказывать о нём и признавать эту проблему. Но квир-партнёрское насилие не просто существует, а широко распространено. Из-за того, что для общества оно остаётся слепым пятном, миллионы людей по всему миру не могут получить необходимую помощь.
Незамеченное насилие
Руслан — гомосексуальный гендерквир — рассказал «Вёрстке», что у него был опыт абьюзивных гей-отношений с партнёром заметно старше него. Тот проявлял агрессию, контролировал действия Руслана и принуждал его к сексу с заламыванием рук.
Ещё один собеседник «Вёрстки» — Кирилл (имя изменено) — рассказывает об отношениях, в которых каждая встреча с партнёром сопровождалась употреблением алкоголя. «Я неожиданно осознал, что не помню, чтоб мы вообще хоть раз *** (занимались сексом) трезвые», — вспоминает он.
Разница в ожиданиях от этих отношений привела к появлению агрессии и физического насилия. Кирилл хотел эксклюзивности, партнёра это не устраивало, но вести об этом открытый диалог он не хотел. Кирилл рассказывает, что в одну из ссор он ударил партнёра. Затем была новая драка, в которой уже он сам получил травму носа.
Вопроса о получении внешней помощи в этих отношениях не стояло: партнёр Кирилла не видел смысла в терапии, потому что «был марксистом и видел проблему в капитализме, а не в себе». Сам Кирилл позже прошёл курс терапии самостоятельно, когда отношения уже закончились. Чтобы их прервать, ему пришлось уехать в другую страну.
За последние 40 лет (особенно после возникновения движения #metoo) западные общества смогли привлечь беспрецедентное внимание к насилию в адрес женщин, и это многое изменило. Например, ещё в начале 90–х годов изнасилование в браке во многих странах было не криминализовано. Но к 2006 году оно стало уголовно наказуемо по меньшей мере в 104 странах, и эта цифра продолжает расти.
В массовом сознании постепенно оседает знание про дисбаланс власти, патриархат и фемицид. Сегодня многие знают, что почти 60 % женщин, умерших насильственной смертью, погибают от рук партнёра или члена семьи и что 99 % изнасилований и домогательств совершаются мужчинами, а 91 % их жертв — женщины.
Сегодня мы знаем, что гендерное насилие — это не единичные проступки нехороших людей, а результат всеобъемлющей патриархальной культуры, которая производит гегемонную маскулинность. В её основе — презрение и объективация женщин и феминности, а также невозможность формировать ненасильственные отношения на равных.
Такие перемены в обществе — заслуга феминистских теоретикесс, учёных и активисток. Значение их работы громадно, она радикально меняет структуру отношений в мире и даёт надежду на остановку патриархатного террора.
Но есть и обратная сторона этого процесса. Борясь с гендерным насилием, фем-движение и его соратники невольно способствовали укреплению мифа о том, что мужчина — всегда агрессор, а женщина — всегда жертва.
Разоблачить этот миф необходимо не для того, чтобы снять часть вины с мужчин, — они действительно ответственны за экстремально большую долю действий на спектре насилия, но не потому что «по природе» такие, а в силу маскулинной гендерной социализации. Разоблачить этот бинарный миф необходимо потому, что он мешает увидеть существенное количество насилия, осуществляемого по другим сценариям.
Феминистские исследовательницы изучили и описали, как патриархат распределяет власть в зависимости от гендера и таким образом обуславливает насилие в адрес женщин. Но гендер — не единственное измерение власти в мире (есть ещё социальный класс, этничность, возраст и так далее). А отношения с гендерным дисбалансом власти — не единственные отношения, в которых может происходить насилие.
Почему пострадавшие молчат
Чтобы написать этот текст, я изучил более тридцати исследований с 1986 по 2022 год, посвящённых насилию в квир-отношениях. Каждое из них, если затрагивает вопрос распространённости этого типа насилия, сообщает: среди подростков и взрослых, определяющих себя по ЛГБТК+ спектру, доля персон, сталкивавшихся с партнёрским насилием, либо такая же, либо существенно выше, чем среди персон в гетеронормативных партнёрствах.
То есть в квир-парах и поликулах риск насилия даже выше, чем в гетеро-союзах. Но почему мы ничего не слышим об этом типе насилия, а в общественном сознании абьюз — проблема только цисгетеро-партнёрств?
Бинарный миф о мужчине-агрессоре и женщине-жертве
Данные несущественно разнятся в зависимости от страны и выборки, но в среднем около 61 % бисексуальных женщин, 43 % лесбиянок, 37 % бисексуальных мужчин и 26 % гомосексуальных мужчин сталкивались с той или иной формой партнёрского насилия. Среди гетеросексуальных людей проценты ниже: 35 % гетеросексуальных женщин и 29 % гетеросексуальных мужчин сталкивались с таким насилием. Риск партнёрского насилия для трансгендерных людей — либо такой же высокий, как в ЛГБ-спектре, либо выше.
Есть основания полагать, что эти цифры даже занижены. Исследователи отмечают, что с готовностью делятся своим опытом абьюза в основном образованные белые представители среднего класса. Можно предположить, что экономически уязвимые квир-люди небелых этничностей (а также жители тех регионов, где такие исследования и опросы вообще не проводятся) попадают под ещё больший риск возникновения насилия — из-за пересекающихся дискриминаций. Но в статистику они часто не попадают.
Итак: женщины (в отношениях с мужчинами, а также гетеро- , би- или гомосексуальными женщинами) инициируют партнёрское насилие (или насилие в адрес детей) почти так же часто, как мужчины (с поправкой на степень тяжести), мужчины могут быть жертвами партнёрского насилия, в том числе сексуального, в том числе со стороны женщин, а, например, в секс-траффикинге, объектами которого традиционно считаются преимущественно женщины, велика доля жертв мужского пола и больше трети траффикеров — женщины.
Но в медиа и на специализированных информационных площадках об этом почти не говорят, потому что в обществе распространён бинарный миф «мужчина-агрессор/женщина-жертва».
Исследовательницы Кэтрин Донован и Марианна Хестер в книге Domestic Violence and Sexuality объясняют, как этот миф формирует определённую «публичную картину», в соответствии с которой могут действовать обычные люди, медицинские работники, политики, правоохранительные органы и люди в специализированных НКО. Это картина о «сильном мужчине» и «слабой женщине», которая может совершить насилие только защищаясь. Внутри этой картины невозможно представить насилие ни в лесбийских отношениях (женщина не может причинить вред, тем более другой женщине), ни в гомосексуальных (мужчина сильный и может за себя постоять), не говоря уже об отношениях, включающих транс- или небинарных людей.
Исследовательница Митху Саньял в книге про сексуализированное насилие Rape также обращается к этому бинарному стереотипу. Она объясняет, что такое представление эссенциализирует мужественность и женственность: связывает маскулинность с агрессией, а женственность — с пассивностью и жертвенностью. Саньял цитирует теоретикессу Виржини Депант, которая пишет, что этот миф «фактически учит женщин быть изнасилованными».
Даже в случае с гетеросексуальным насилием эти стереотипы часто оказываются ложными, пишет Саньял. Огромное число изнасилований «предпринимаются», но не совершаются: те, на кого нападают, часто отбиваются или отпугивают насильников, также у последних часто случается, например, эректильная дисфункция или преждевременная эякуляция. Реальность не всегда совпадает с тем образом безжалостного маньяка, который обычно раскручивают медиа.
Дискриминация ЛГБТК+
Ещё одна причина завесы молчания вокруг квир-партнёрского насилия — стигма вокруг ЛГБТК+ людей. Несмотря на успех в защите гражданских прав квир-людей в некоторых западных и незападных государствах за последние 40 лет, всё равно во многих странах существование квир-людей замалчивается или подавляется. Где-то альтернативная сексуальная или гендерная репрезентация криминализованы, а квир-интимности не получают того уровня структурной, юридической и социальной поддержки и освещения в медиа, который доступен цисгетеро-людям.
Из-за этого и сами квир-персоны часто не видят позитивных примеров и образов квир-отношений и часто копируют их с гетеронормативных. У остального общества и вовсе отсутствует знание о динамиках, которые возможны в квир-партнёрствах. Большинство исследований, которые я анализировал, отмечают недостаток данных и анализа в этой сфере.
Общепринятая модель семьи
Третья причина — само устройство нуклеарной семьи и партнёрства в современном мире. До наступления индустриального капитализма и повальной урбанизации люди жили в более крупных семействах и были связаны с локальными сообществами. Переход к нуклеарной семье сопровождается изоляцией партнёров от старших и латеральных родственников (то есть родных со стороны отца или матери), а также от локальных комьюнити и соседств.
Постепенно укрепляется идея о том, что семья — это самодостаточная крепость, которая должна заботиться о себе сама, а всё, что происходит внутри, — её личное дело. Это часть процесса так называемой приватизации заботы, который радикально усиливается, когда государство всеобщего благосостояния сменяется неолиберальным в 1970–е.
В это время подъём «нового правого» мышления популяризует образ автономного «ответственного гражданина», который способен обеспечить себя и свою семью. Тем, кто не может быть таким гражданином в силу разных причин, остаются порицание и выживание.
В этих условиях семья лишается поддержки государства, внешних связей, и у неё становится меньше возможностей попросить о помощи. Кроме того, у внешнего круга теперь меньше инструментов (юридических и неформальных) для вмешательства в дела семьи, если там возникает насилие.
Квир-союзы до сих пор часто неосознанно копируют гетеронормативную модель семьи, живут парами, заводят детей, поддерживают ограниченные внешние связи. То есть оказываются в такой же изоляции, как и гетеронормативные партнёрства.
В книге «Постлюбовь» я подробно рассказываю, почему гетеронормативная семья — безнадёжно поломанный дисфункциональный институт, но вот эта её изолированность — одна из главных причин. Именно она становится уязвимостью, которую может использовать агрессивный партнёр: например, запретить выносить переживания вовне и призывать во всём разбираться только между собой.
Каким бывает квир-партнёрское насилие и как оно влияет на людей
(TW: насилие (подробное описание))
Разные исследователи и законодательные акты по-своему выделяют типы партнёрского насилия. Но, обобщая, можно выделить несколько основных категорий:
Физическое насилие — причинение боли с оставлением или без оставления следов, насильственное перемещение, удушение или прижигание, отказ в медицинской помощи, использование оружия или других предметов.
Сексуализированное насилие — изнасилование, принуждение к сексу, пенетрация без согласия, сексуальная активность с партнёр_кой без сознания или в состоянии опьянения, отказ использовать контрацептивы или, например, тайное снятие презерватива перед пенетрацией, принуждение к дискомфортным бесконтактным сексуальным ситуациям: просмотр порно, наблюдение за мастурбацией.
Психологическое и эмоциональное насилие — оскорбления, унижения, многочисленные упрёки, газлайтинг, принуждающее и контролирующие поведение, угрозы, сталкинг и киберсталкинг, чтение личных переписок, эксплуатация уязвимостей партнёр_ки, например, иммиграционного статуса или инвалидности, изоляция и отчуждение, отказ от разговора, экстремальная ревность, различные тактики, препятствующие выходу пострадавше_й из отношений.
Финансовое насилие — принуждение или уговор партнёр_ки не работать, чтобы таким образом поставить её в экономическую зависимость, нанесение увечий, препятствующих работоспособности, преследование на рабочем месте, ограничение в средствах или упрёки в финансовой зависимости.
Насилие, направленное на определённую персону, может выражаться не прямо, а канализироваться на окружающие объекты, детей или домашних животных, а также на самого агрессора (например, угрозы суицидом и самоповреждение).
Все эти типы партнёрского насилия характерны как для гетеросексуальных, так и для квир-союзов. Но при этом в квир-союзах есть и свои, особые виды насилия, которые обычно не встречаются в гетеро-партнёрствах.
Одна из существенных уязвимостей многих квир-людей связана с аутингом — раскрытием сексуальной ориентации или гендерной идентичности персоны без её согласия. В отношениях, где есть насилие, партнёр может угрожать пострадавше_й аутингом — например, за то, что он_а пытается получить стороннюю помощь.
Также абьюзеры часто практикуют манипуляцию ВИЧ-статусом (своим или пострадавше_й) или опытом совместного употребления запрещённых веществ (такое чаще обычного встречается в гей-связях из-за распространения практик химсекса).
В одном из исследований указывается, что ЛГБ-персоны, сталкивавшиеся с дискриминацией, с большей вероятностью сталкивались также и с партнёрским насилием (43,9 %), чем ЛГБ-персоны, с дискриминацией не сталкивавшиеся (32,6 %).
Бисексуальные люди не только с большей вероятностью сталкиваются с партнёрским насилием, чем ЛГ-персоны, но и испытывают более тяжёлые последствия такого насилия: почти 30 % би-персон, столкнувшихся с физическим или сексуальным партнёрским насилием, отмечали физические травмы в результате насилия — по сравнению с 15 % среди гомосексуалов и лесбиянок.
Исследователи указывают, что мужчины, подвергавшиеся насилию со стороны партнёра, со значительно большей вероятностью страдают впоследствии от посттравматического расстройства, чем мужчины, на которых напал тот, кто не является их партнёром.
Среди наиболее частых психологических последствий партнёрского насилия — злоупотребление алкоголем или веществами, ПТСР, депрессия и тревожное расстройство, суицидальные настроения, существенное ухудшение качества жизни, страх за свою жизнь.
Большинство людей, пострадавших от партнёрского насилия, отмечают низкую удовлетворённость жизнью и негативно оценивают своё здоровье. Для многих квир-людей насилие в партнёрских отношениях оборачивается формированием так называемого «двойного шкафа» (double closet): они не могут раскрывать не только свою сексуальную ориентацию или гендерное выражение, но и факты насилия в этих отношениях. Мужчины с опытом такой травмы отмечают, что чаще прибегают к селфхарму как копинг-механизму, а также злоупотреблению алкоголем или веществами, изоляции, интернализующему поведению (попытки справиться со своими проблемами в одиночку).
(TW: физическое насилие)
Свою историю квир-партнёрского насилия «Вёрстке» рассказывают Эни, небинарные художницы. Первый опыт отношений с девушкой у Эни был, когда они ещё определяли себя как бисексуальную девушку, — и, как говорят Эни, во многом именно бисексуальность была причиной недоверия и агрессии со стороны партнёрки — как в адрес самих Эни, так и многих их знакомых.
Партнёрка Эни занималась силовым спортом и демонстрировала контролирующее поведение. Однажды во время конфликта Эни пытались выйти из помещения, но партнёрка удерживала их физически. «Мы в аффекте влепили ей пощёчину и выбежали на улицу, — говорит Эни. — Было очень страшно».
Сейчас они состоят уже в других отношениях — с художниками Лео, небинарной персоной. От прошлого партнёрства у Эни ребёнок, сейчас ему восемь лет.
Отношения Эни и Лео начались ещё до войны. После 24 февраля они вместе уехали в Сакартвело по предложению Лео. После переезда Эни оказались в финансовой зависимости от партнёров, отношения вошли в кризис. Лео говорят, что психологически не справлялись с совместной жизнью. Её осложняли и непростые отношения с ребёнком Эни. «Было ощущение, что наша жизнь нам не принадлежит», — говорят они.
По словам Эни, конфликтная динамика привела к тому, что участились вспышки вербальной агрессии со стороны Лео: это были крики, рычание, битьё посуды. Лео стали практиковать селфхарм во время конфликтов: бить себя до синяков и крови и иногда использовать это как манипуляцию в спорах.
У Эни на этом фоне проявилось сильное тревожное расстройство, а затем дисморфофобия. Какое-то время они не могли глотать пищу. У них было ощущение, что на них ложится часть вины за то, что партнёры калечат себя.
Лео считают, что их реакции — следствие воспитания и того, как они в детстве привыкли реагировать на эмоциональное насилие — замыкаясь в себе. Эни рассказывают, что, только съехав от Лео, «оторвав себя от общих обязательств», они смогли проговорить с партнёрами кризисные моменты и выйти на траекторию свободных и ненасильственных отношений.
Теперь Эни и Лео живут в комьюнити с другими людьми. Эни говорят, что такое окружение помогает сохранять здоровую динамику в отношениях, не замыкаясь на своей оптике.
По ощущению Эни, квир-партнёрское насилие среди людей, про которых они знают, довольно распространено, но они говорят, что в их среде ведётся довольно много разговоров об этом, предпринимаются попытки проговаривать конфликты и не допускать агрессии.
Оля, определяющая себя как лесбиянку, рассказывает «Вёрстке», что у её близкой подруги был травматичный опыт отношений с девушкой, применявшей в её адрес сексуализированное, физическое и психологическое насилие; эти отношения довели её до диссоциативной амнезии, галлюцинаций и злоупотребления алкоголем. Сама Оля пишет, что у неё обсессивная динамика в отношениях и она делает всё, чтобы доказать партнёрке, что отношения с ней — лучшие в её жизни. Оля также подтверждает, что среди её квир-друзей случаи партнерского насилия довольно часты и крайне редко кто-то обращается за помощью, а если обращаются, то только к друзьям, но не специалистам и НКО.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Почему квир-персоны не обращаются за помощью и как это исправить
Само по себе партнёрское насилие — одно из самых частых преступлений. Но сообщают об этом преступлении реже, чем об остальных. Как и о случаях изнасилования, о случаях партнёрского насилия крайне редко рассказывают полиции, ещё реже правоохранительные органы принимают заявления от пострадавших, берут в работу и привлекают агрессора к ответственности.
О насилии в квир-партнёрствах сообщают в органы или НКО ещё реже, чем в цисгетеро-союзах, и, соответственно, их реже расследуют, исследуют и обсуждают. Только от 15 % до 20 % квир-людей обращаются за помощью. У этого есть несколько причин.
Нормализация насилия
Квиры не всегда распознают насилие как таковое, а также часто нормализуют его. Некоторые из собеседников «Вёрстки» выражали сомнения: «Я не знаю, является ли это насилием», когда описывали очевидное принуждение. Дело в том, что квир-люди часто неосознанно заимствуют паттерны поведения у гетеронормативных пар, но при этом сознательно не хотят ассоциироваться с такими союзами. Поэтому они отстраиваются от стереотипного образа жертвы домашнего насилия — «побитой жены», хотя в их опыте встречаются такие же проявления агрессии и насилия.
Многие респонденты цепляются за то, что насилие было «взаимным» (что бывает крайне редко) или «спровоцированным», якобы это делает его более приемлемым и объяснимым. Гомосексуальные мужчины часто нормализуют не только насилие, но и физические увечья — как «часть бытия мужчиной».
Защита сообщества
Квир-люди опасаются, что раскрытие информации о насилии внесёт вклад в квирфобию и гетеросексизм: и так будучи жертвами гомо- , лесбо- , би- или трансфобии, многие пострадавшие от насилия отмечают, что не хотели создавать дополнительного негативного контекста вокруг своих отношений.
Сюда относится ещё и то, что называется «лесбийской утопией» — миф о том, что отношения между двумя женщинами не могут быть насильственными. Долгое время и до сих пор этот миф препятствует обсуждению партнёрского насилия даже внутри лесбийского комьюнити. Многие лесбиянки отмечают, что не сообщали своим подругам или знакомым об опыте партнёрского насилия, потому что были уверены, что им не поверят, засмеют или попытаются замять тему.
Гендерная социализация
Для квирных мужчин (гомо- или бисексуальных) существенным барьером для просьбы о помощи является маскулинная социализация. Традиционная гендерная роль, предписываемая биологическим мужчинам патриархатом, предполагает автономность, игнорирование плохого физического или психического самочувствия, а также связывает просьбы о помощи с феминностью.
Меньше пятой части мужчин с опытом партнёрского насилия (данные по Австралии) заявляли об этом в полицию. Качественные исследования выяснили, что мужчины существенно реже ищут профессиональной или институциональной помощи. Мужчины боятся не только унижения за «немаскулинность», но и гомофобии, стигмы, отсутствия понимания или недоверия. Многие квир-мужчины сталкиваются с недоверием, обесценивающими, гомофобными или агрессивными реакциями, когда пытаются заявить о насилии в полицию или на горячие номера помощи.
Дискриминация
То, что называют «стрессом меньшинств» (minority stress) и «теорией бесправия» («disempowerment theory»), одновременно и мешает квир-людям обращаться за помощью, и способствует появлению насилия в партнёрствах. Люди, которые чувствуют себя бесправными и опасаются стигмы, с большей вероятностью могут стремиться агрессивно контролировать ситуацию у себя дома.
Неадекватная реакция полиции, госорганов и НКО
Одной из критических точек является реакция полиции: от унижений и высмеиваний до недоверия, отказа принимать заявление, агрессивной реакции и мисареста (когда арестовывают не агрессора, а пострадавш_ую). Сегодня правоохранительные органы в большинстве стран не готовы работать с квир-заявителями.
Исследовательницы Катрин Донован и Ребекка Барнс пишут, что было бы ошибочно понимать необращение за помощью переживших квир-партнёрское насилие как частную проблему и индивидуальную ответственность. Это многослойная социальная проблема, для решения которой нужна перестройка общества на нескольких уровнях.
Они отмечают, что во многих легальных актах о домашнем насилии отсутствует даже упоминание кого-то, кроме «мужчин и женщин». Исследование Национальной коалиции программ по борьбе с насилием в США показало, что 94 % специализированных агентств по борьбе с домашним насилием, центров помощи людям с опытом изнасилований, прокурорских офисов, правоохранительных органов не оказывают помощь ЛГБТК-персонам, пережившим партнёрское насилие. Во многих антинасильственных НКО нет специальных программ, стратегий и обученных сотрудников, чтобы помогать травмированным квир-людям, а 44 % ЛГБТК-пострадавших от партнёрского насилия в 2015 году получили отказ в размещении в шелтерах.
Что делать
Большинство исследователей и экспертов отмечают: чтобы переломить эту ситуацию, прежде всего нужны огласка и просвещение общества. Нужно рассказывать о существовании насилия в квир-партнёрствах и его особых свойствах. Авторы предлагают использовать рекламу, распространять брошюры, публиковать подобные истории в медиа.
Когда проблема станет очевидной большему количеству людей, начнут подтягиваться сервисные НКО: обучать сотрудников, двигаться в сторону большей инклюзии. Чтобы качественнее выявлять случаи партнерского насилия, исследователи предлагают медицинским работникам и терапевтам более эффективные скрининги, а также программы по обучению пациентов вопросам, связанным с домашним насилием: как его распознавать и как реагировать.
Как понятно из всего написанного выше, успешная борьба с насилием в квир-партнёрствах включает не только подготовку НКО и медицинских работников, но также работу по изживанию стигмы вокруг ЛГБТК+, борьбу с дискриминациями и фобиями, структурные изменения в медицинских и правоприменительных системах. В России эти процессы так и не были серьезно запущены, а сейчас мы видим резкий регресс. Поэтому в России около 41 % квир-людей сталкивались с физическим насилием в партнёрствах и около 56 % — с психологическим, — такие цифры приводит исследование Ресурсного центра для ЛГБТ+ в Екатеринбурге. Пока это единственное исследование квир-партнёрского насилия в России.
В этом исследовании авторы перечисляют дружественные кризисные центры и НКО, которые могут помочь в ситуации квир-партнёрского насилия: они есть в Саратове, Владивостоке, Смоленске, Армавире, Екатеринбурге, Санкт-Петербурге и Москве. Тот же Ресурсный центр в Екатеринбурге в этом году запустил проект «Справимся вместе» — сеть взаимопомощи для квир-людей, пострадавших от партнёрского насилия. Армянская организация «Новое поколение» проводит семинары о помощи пострадавшим от квир-партнёрского насилия для своих специалистов. Феминистская низовая организация «Феминитив» проводит тренинги для психолог_инь и запустила группы поддержки для пострадавших от квир-партнёрского насилия в Калининграде.
Такие локальные организации часто нуждаются в информационной поддержке, да и их количество до сих пор критически небольшое. Чтобы проломить стену молчания вокруг квир-партнёрского насилия, берлинская НКО Quarteera запустила проект, финансируемый МИДом Германии, по информированию и координации инициатив в этой сфере. Они сотрудничают со всеми вышеперечисленными организациями, а также с другими НКО и инициативами в Беларуси и Германии. В рамках проекта Quarteera также запустила онлайн-кампанию #скаживтишину (#sayintosilence), которая призвана повысить уровень информирования общественности о проблемах квир-партнёрского насилия, а также о способах получения помощи. Очень важно, чтобы люди делились своими историями. На примере #metoo, как и других подобных кампаний в других странах, мы уже знаем, что прерывание молчания вокруг таких тем — первый и один из важнейших шагов на пути к разрыву замкнутого круга насилия.
Обложка и иллюстрации созданы нейросетью WOMBO Dream
Виктор Вилисов