«Наша планета потепление переживёт, а современная цивилизация — нет»

Вышед­ший из бере­гов Урал раз­ру­шил дам­бу в Орске, око­ло 12 тысяч домов зато­пи­ло в Орен­бург­ской обла­сти, несколь­ко чело­век погиб­ло, ущерб от навод­не­ния пред­ва­ри­тель­но оце­нён в 40 млрд руб­лей. Дам­ба не была рас­счи­та­на на такой паво­док, а его при­чи­ной ста­ло в том чис­ле гло­баль­ное изме­не­ние кли­ма­та, гово­рят спе­ци­а­ли­сты по защи­те окру­жа­ю­щей сре­ды. В каких реги­о­нах ста­нет небез­опас­но жить, если Рос­сия не сни­зит выбро­сы пар­ни­ко­вых газов в атмо­сфе­ру? Как вли­я­ет на кли­мат вой­на в Укра­ине? Об этом «Вёрст­ке» рас­ска­зал автор кни­ги «Низ­ко­уг­ле­род­ное раз­ви­тие: от тео­рии к прак­ти­ке», пре­по­да­ва­тель, вне­штат­ный экс­перт Меж­ду­на­род­но­го цен­тра устой­чи­во­го энер­ге­ти­че­ско­го раз­ви­тия под эги­дой ЮНЕСКО Миха­ил Юлкин.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

— Почему паводок на реке Урал в этому году настолько масштабный? Насколько это необычное явление?

— Нель­зя ска­зать, что рань­ше таких павод­ков не было — они были, но ред­кие. Если мне память не изме­ня­ет, где-то в 50‑е годы там был почти деся­ти­мет­ро­вый паво­док. Дру­гое дело, поче­му дам­бу когда-то реши­ли стро­ить не на мак­си­мум, кото­рый наблю­дал­ся в про­шлом, а на сред­ний уро­вень под­ня­тия воды око­ло шести мет­ров — на этот вопрос я не могу отве­тить.

К сожа­ле­нию, учи­ты­вая изме­не­ния кли­ма­та, такие павод­ки, как в Орске, будут про­ис­хо­дить всё чаще. Зимы сей­час более снеж­ные, вёс­ны — более друж­ные, и быст­рое тая­ние сне­га созда­ёт неве­ро­ят­ную угро­зу. Если рань­ше такие павод­ки слу­ча­лись раз в 100 лет, то теперь, гру­бо гово­ря, это может про­ис­хо­дить каж­дые 10 лет. Но, конеч­но, мож­но пенять на кли­мат, а мож­но всё-таки вспом­нить, что у людей есть голо­вы и эти голо­вы долж­ны думать. При про­ек­ти­ро­ва­нии, навер­ное, мож­но было ори­ен­ти­ро­вать­ся на мак­си­маль­ный уро­вень павод­ка.

— На словах «изменения климата» и «глобальное потепление» у многих кривится лицо. Почему эти словосочетания раздражают людей?

— Это ещё одна беда — стран­ное скеп­ти­че­ское отно­ше­ние к изме­не­нию кли­ма­та. Я, напри­мер, знаю, что в одной круп­ной рос­сий­ской про­из­вод­ствен­ной ком­па­нии неко­то­рые чле­ны сове­та дирек­то­ров тоже не пере­ва­ри­ва­ют сло­ва «изме­не­ние кли­ма­та». И когда менедж­мент гото­вил стра­те­гию, то назва­ние «Стра­те­гия низ­ко­уг­ле­род­но­го раз­ви­тия» про­хо­ди­ло, а назва­ние «Кли­ма­ти­че­ская стра­те­гия» не про­хо­ди­ло, пото­му что кто-то там тоже кри­вил­ся.

Мне кажет­ся, что кли­ма­ти­че­ский дени­а­лизм, то есть отри­ца­ние про­ис­хо­дя­щих кли­ма­ти­че­ских про­цес­сов — боль­шая про­бле­ма. Есть плос­ко­зе­мель­цы, кото­рые счи­та­ют, что Зем­ля плос­кая, и не хотят при­зна­вать, что она име­ет шаро­об­раз­ную фор­му. И есть люди, кото­рые счи­та­ют, что кли­мат не меня­ет­ся или он меня­ет­ся есте­ствен­ным обра­зом и ниче­го тако­го необыч­но­го в про­ис­хо­дя­щих изме­не­ни­ях нет. А меж­ду тем это неправ­да.

Бес­спор­но, что это самое быст­рое изме­не­ние кли­ма­та из всех, кото­рые мы когда либо зна­ли по науч­ным дан­ным. Есть же палео­кли­ма­то­ло­гия, кото­рая изу­ча­ет кли­ма­ты про­шло­го и пере­хо­ды меж­ду кли­ма­та­ми. Так вот, нынеш­нее потеп­ле­ние носит харак­тер сти­хий­но­го бед­ствия, кото­рое сопо­ста­ви­мо с воз­дей­стви­ем пада­ю­ще­го метео­ри­та. Понят­но, что метео­рит при­во­дит к мгно­вен­ным изме­не­ни­ям, а есте­ствен­ные кли­ма­ти­че­ские изме­не­ния про­ис­хо­дят на гори­зон­те в десятки—сотни тысяч лет. А у нас кли­мат поме­нял­ся прак­ти­че­ски за послед­ние 70 лет.

Учёным было известно о том, что климат меняется, ещё в конце 19 века

— С начала большой индустриализации?

— Этот про­цесс мед­лен­но и плав­но начал­ся в кон­це 18 века. Учё­ным было извест­но о том, что кли­мат меня­ет­ся, ещё в кон­це 19 века, уже тогда пуб­ли­ко­ва­ли ста­тьи о том, как изме­нит­ся тем­пе­ра­ту­ра, если кон­цен­тра­ция CO₂ уве­ли­чит­ся в два раза, пото­му что люди пони­ма­ли, что уголь сжи­га­ет­ся в огром­ном коли­че­стве. Но все­рьёз об этом заго­во­ри­ли в 70‑е годы ХХ века. Если смот­реть ста­ти­сти­ку, то, начи­ная с после­во­ен­но­го пери­о­да (с 1980 года — прим. «Вёрст­ки»), каж­дое сле­ду­ю­щее деся­ти­ле­тие было теп­лее преды­ду­ще­го. А послед­ние 10 лет, с 2014 по 2023 год, — это самые тёп­лые 10 лет за всю исто­рию наблю­де­ний.

— Да, но люди же отрицают это, когда, например, в Москве случается холодное лето.

— Мы же гово­рим всё-таки про гло­баль­ный кли­мат. Напри­мер, извест­но, что послед­ние 10 меся­цев каж­дый месяц был рекорд­ным по сред­ней тем­пе­ра­ту­ре на Зем­ном шари­ке. В Евро­пе нынеш­ние тем­пе­ра­ту­ры были на 10–15 гра­ду­сов выше нор­мы. В Грен­лан­дии недав­но тем­пе­ра­ту­ра была на 18 гра­ду­сов выше нор­мы — это тоже факт.

Не надо судить о гло­баль­ном кли­ма­те, нахо­дясь в Москве и огля­ды­ва­ясь вокруг себя, это не даёт общей кар­ти­ны. В част­но­сти, на Южном Ура­ле этой зимой выпа­ло очень мно­го сне­га, пото­му что было доста­точ­но теп­ло. Потом он начал стре­ми­тель­но таять. Под угро­зой павод­ка не толь­ко Орск, Орен­бург, но ещё и Кур­ган­ская, Челя­бин­ская обла­сти, и север Казах­ста­на, пото­му что у нас общие реки. Там тоже огром­ные тер­ри­то­рии затоп­ле­ны.

— Насколько я знаю, в Казахстане эвакуационные мероприятия начались раньше.

— Там сре­а­ги­ро­ва­ли быст­рее. В Казах­стане рус­ское сло­во «авось», навер­ное, зна­ют, но это не пер­вое сло­во, кото­рое при­хо­дит им в голо­ву.

— Можно ли как-то прогнозировать масштаб паводка заранее или это невозможно, потому что климат в принципе становится более непредсказуемый?

— Кли­ма­то­ло­ги гово­рят, что назвать кон­крет­ный год, когда будет силь­ный паво­док, они не могут. Но чем выше кон­цен­тра­ция CO₂ в атмо­сфе­ре, тем выше веро­ят­ность таких собы­тий, в том чис­ле боль­ших павод­ков — это извест­ный факт. А вот пред­ска­зать такой паво­док год в год — пока невоз­мож­но, хотя такие попыт­ки дела­ют­ся. Рань­ше счи­та­лось, что, когда вода под­ни­ма­ет­ся на 10–15 мет­ров, — это почти неве­ро­ят­ное собы­тие или крайне ред­кое, этим мож­но пре­не­бречь. Но с кли­ма­том шут­ки пло­хи, и сего­дня веро­ят­ность экс­тре­маль­ных павод­ков ста­ла в разы выше.

Конеч­но, дам­бы мож­но кор­рек­ти­ро­вать и укреп­лять. Гол­лан­дия, напри­мер, регу­ляр­но свои дам­бы укреп­ля­ет. Netherlands — это бук­валь­но «зем­ли ниже уров­ня моря», они так живут всю жизнь. Я сам недав­но узнал, что зада­ча самых извест­ных гол­ланд­ских соору­же­ний — мель­ниц — не столь­ко в том, что­бы пере­ма­лы­вать зер­но, а в том, что­бы отка­чи­вать воду. Они рабо­та­ют как насос. Теперь в Нидер­лан­дах стро­ят дам­бы, а не мель­ни­цы, что­бы эти самые зем­ли не затап­ли­ва­лись.

Я думаю, что и у нас в тех реги­о­нах, где высо­ка веро­ят­ность кри­ти­че­ски высо­ких павод­ков, надо укреп­лять дам­бы, а не жалеть день­ги на это. Хотя я не имею точ­ной инфор­ма­ции и нико­го обви­нять бы не хотел, но в любом слу­чае сего­дняш­нее навод­не­ние в Орске — это про­счёт.

Изменения климата: сначала всё плывёт, а потом всё горит

— Вспоминается Сибирь и Дальний Восток, где сначала всё плывёт, а потом всё горит.

— Да, и плы­вёт, и горит. Вспом­ни­те Тулун в Иркут­ской обла­сти, кото­рый в 2019 году два­жды тонул и горел. И такая ката­стро­фи­че­ская ситу­а­ция харак­тер­на для мно­гих насе­лён­ных пунк­тов в тех кра­ях, пото­му что там мно­го рек и мно­го лесов. А ещё там изме­нил­ся режим осад­ков. Ста­ти­сти­че­ски их силь­но боль­ше не ста­ло, но теперь несколь­ко недель под­ряд сто­ят засуш­ли­вые, а потом слу­ча­ет­ся про­лив­ной дождь, когда за один день про­ли­ва­ет­ся месяч­ная нор­ма осад­ков и реки выхо­дят из бере­гов. То есть паво­док может быть свя­зан не толь­ко с тая­ни­ем снеж­но­го покро­ва, а может быть ещё и лив­не­вый.

А засу­ха? Вот сей­час, напри­мер, в Под­мос­ко­вье тре­тья кате­го­рия пожа­ро­опас­но­сти, пото­му что сто­ит сухая пого­да, хотя мы толь­ко вошли в апрель. А когда жар­ко и сухо, воз­ни­ка­ет опас­ность лес­ных пожа­ров.

— Значит лесные пожары тоже связаны с выбросами парниковых газов?

— Это про­цесс, кото­рый завя­зан на гло­баль­ное изме­не­ние кли­ма­та под воз­дей­стви­ем дея­тель­но­сти чело­ве­ка. Мы жжём иско­па­е­мое топ­ли­во, и в атмо­сфе­ру, соот­вет­ствен­но, уле­та­ют угле­кис­лый газ, метан, заки­си азо­та и неко­то­рые дру­гие опас­ные пар­ни­ко­вые газы.

— Какие регионы в России в ближайший век будут климатически меняться больше всего, станут привлекательнее для жизни или, наоборот, перестанут такими быть?

— Несколь­ко лет тому назад Росгид­ро­мет опуб­ли­ко­вал доклад «Кли­ма­ти­че­ские рис­ки на тер­ри­то­рии Рос­сии». Кар­ти­на полу­ча­ет­ся такая: нет ни одно­го феде­раль­но­го окру­га, кото­ро­му бы что-нибудь не угро­жа­ло. Кро­ме того, недав­но иссле­до­ва­те­ли Выс­шей шко­лы эко­но­ми­ки опуб­ли­ко­ва­ли срав­ни­тель­ную оцен­ку кли­ма­ти­че­ских рис­ков для рос­сий­ских реги­о­нов — это тоже очень инте­рес­но. Угро­жа­ют реги­о­нам раз­ные вещи, без­услов­но. Вол­ны жары — тем­пе­ра­ту­ра за 40, то есть очень жар­ко — это угро­за для рос­сий­ско­го юга. Если мы гово­рим про Сибирь — то силь­на угро­за навод­не­ний, павод­ков, свя­зан­ных с тая­ни­ем сне­га или с лив­не­вы­ми дождя­ми. Там же — лес­ные пожа­ры. А лес­ной пожар опа­сен в том чис­ле дымом, кото­рый тянет на город. Дым несёт с собой вся­кую ерун­ду, огром­ное коли­че­ство загряз­ня­ю­щих веществ, кото­рые опас­ны для здо­ро­вья как уже живу­щих, так и буду­щих поко­ле­ний. Послед­ствия задым­ле­ния ска­зы­ва­ют­ся не толь­ко на тех, кто пере­жи­ва­ет смог, но и на тех, кто ещё не родил­ся, потом, к сожа­ле­нию, быва­ют про­бле­мы с потом­ством.

Ну и учи­ты­вая, что рос­сий­ская эко­но­ми­ка опи­ра­ет­ся в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни на ресурс­ную базу, а подав­ля­ю­щее боль­шин­ство ресур­сов у нас нахо­дит­ся за Ура­лом, то, навер­ное, глав­ная кли­ма­ти­че­ская угро­за для эко­но­ми­ки — это всё-таки таю­щая мерз­ло­та. И это тоже уже про­ис­хо­дит: помни­те, в 2020 году в Нориль­ске в Тай­мы­ре ушла свая из-под бака хра­не­ния топ­ли­ва? Непо­сред­ствен­ной при­чи­ной дей­стви­тель­но послу­жи­ло тая­ние мерз­ло­ты.

Там же рядом нахо­дит­ся Ямал, где у нас основ­ные место­рож­де­ния газа. И на этом ямаль­ском газе сидит вся рос­сий­ская евро­пей­ская часть. Если что-нибудь пой­дёт не так с мерз­ло­той на Яма­ле, то будут блэка­у­ты и по всей евро­пей­ской части Рос­сии, будет тем­но и холод­но. Поэто­му с точ­ки зре­ния потерь для рос­сий­ской эко­но­ми­ки самая глав­ная про­бле­ма — это таю­щая мерз­ло­та и горя­щие леса.

— А с точки зрения качества жизни населения хороших мест в России тоже может не остаться?

— В раз­ных частях стра­ны рис­ки раз­ные. Напри­мер, Чер­но­мор­ское побе­ре­жье Кав­ка­за теперь тоже затап­ли­ва­ет со страш­ной силой. Кро­ме того, там появи­лась новая опас­ность — это смер­чи. Рань­ше смер­чи на Чёр­ном море были, дай бог, один раз в три года, а теперь они про­ис­хо­дят каж­дый год, при­чём мно­же­ствен­ные. Это абсо­лют­но небез­опас­но, это жут­кие кар­тин­ки, когда одно­вре­мен­но по побе­ре­жью бега­ют три, четы­ре смер­ча.

Поче­му так про­ис­хо­дит? Очень тёп­лое Чёр­ное море. Когда нале­та­ет более или менее холод­ный ветер, момен­таль­но обра­зу­ет­ся смерч, да ещё не один. Кста­ти, точ­но извест­ный факт: навод­не­ние в Крым­ске слу­чи­лось исклю­чи­тель­но бла­го­да­ря гло­баль­но­му потеп­ле­нию — слиш­ком тёп­лая была вода в Чёр­ном море.

Что должно делать государство, чтобы приблизить «зелёное» будущее?

— Какую климатическую политику проводит Россия и как на неё повлияли пандемия и «специальная военная операция»?

— Пан­де­мия на всех повли­я­ла оди­на­ко­во: транс­порт сто­ял, и, соот­вет­ствен­но, выбро­сы упа­ли и в мире, и в Рос­сии. Когда в 2021‑м году мы вышли из пан­де­мии, паде­ние выбро­сов было момен­таль­но пре­одо­ле­но. Что каса­ет­ся «СВО», то в Рос­сии актив­но зара­бо­та­ли про­мыш­лен­ные пред­при­я­тия, кото­рые про­из­во­дят воору­же­ние. Я пока не знаю ста­ти­сти­ки за 2023 год, но мож­но пред­по­ло­жить, что выбро­сов ста­ло боль­ше.

Кли­ма­ти­че­ская поли­ти­ка в Рос­сии в прин­ци­пе есть, при­ня­то два важ­ных доку­мен­та. Один назы­ва­ет­ся «Стра­те­гия соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го раз­ви­тия Рос­сий­ской Феде­ра­ции с низ­ким уров­нем выбро­сов пар­ни­ко­вых газов». Дру­гой доку­мент, выпу­щен­ный в 2023 году, назы­ва­ет­ся «Кли­ма­ти­че­ская док­три­на».

Док­три­на преду­смат­ри­ва­ет, в част­но­сти, что мы долж­ны вый­ти на баланс меж­ду выбро­са­ми и погло­ще­ни­ем пар­ни­ко­вых газов не позд­нее 2060 года. Стра­те­гия более или менее рису­ет, как мы при­дём к точ­ке, когда Рос­сия пере­ста­нет ока­зы­вать вли­я­ние на кли­мат, пото­му что выбро­сы газов ста­нут рав­ны погло­ще­нию. Но кли­ма­ти­че­ская док­три­на про­пи­са­на до 2060 года, а стра­те­гия закан­чи­ва­ет­ся в 2050 году. Это, мне кажет­ся, очень харак­тер­ная рус­ская чер­та: пред­ставь­те, что у нас есть асфаль­ти­ро­ван­ный хай­вэй, но послед­ние 10 кило­мет­ров до дерев­ни всё рав­но будут по без­до­ро­жью. С кли­ма­том то же самое: послед­ние 10 лет в стра­те­гии не про­пи­са­ны. Направ­ле­ние есть, а доро­ги нет.

«Доро­га» до 2050 года раз­би­та на два отрез­ка. До 2030 года почти ниче­го не меня­ет­ся, сохра­ня­ет­ся «ста­тус кво» — при­мер­но как сей­час, но с неболь­шим сни­же­ни­ем выбро­сов пар­ни­ко­вых газов и сохра­не­ни­ем нынеш­не­го уров­ня погло­ще­ния выбро­сов леса­ми. И потом до 2050 года запла­ни­ро­ва­но сни­же­ние выбро­сов при­мер­но на 15% и при­мер­но дву­крат­ное уве­ли­че­ние погло­ще­ния в лесах. И не спра­ши­вай­те меня, как это­го пла­ни­ру­ют достичь.

— Я как раз хотела спросить…

— На этот вопрос отве­та нет. Я думаю, что и у людей, кото­рые про­фес­си­о­наль­но зани­ма­ют­ся лесом, тоже нет отве­та на вопрос: а как? Рос­сий­ские леса ста­ре­ют, как извест­но, а ста­ро­воз­раст­ные леса погло­ща­ют угле­ро­да мень­ше, а выбра­сы­ва­ют боль­ше, пото­му что они гни­ют. Коли­че­ство пожа­ров, гори­мость лесов воз­рас­та­ет, поэто­му выбро­сы CO₂, свя­зан­ные с пожа­ра­ми, тоже воз­рас­та­ют. Как мы уве­ли­чим в два раза погло­ще­ние CO₂ в лесах меж­ду 30‑м и 50‑м годом, никто не зна­ет.

— Хорошо, как это сделают в России, непонятно. Но как это нужно делать? Что должно делать государство, чтобы приблизить «зелёное» будущее?

— «Зелё­ное» буду­щее — это не то буду­щее, кото­рое пря­чет­ся в лесах, это то буду­щее, кото­рое пря­чет­ся в новых «зелё­ных» тех­но­ло­ги­ях. Гло­баль­ный тренд идёт в сто­ро­ну тех­но­ло­гий, кото­рые не исполь­зу­ют иско­па­е­мое топ­ли­во. Это солн­це, ветер, гид­ро­энер­ге­ти­ка, вол­ны, био­топ­ли­во, но толь­ко не иско­па­е­мое топ­ли­во. Это пер­вое.

И вто­рое — это исполь­зо­ва­ние искус­ствен­ных мате­ри­а­лов, кото­рые мож­но про­из­во­дить из тех же рас­ти­тель­ных поли­ме­ров. Это доро­го, но выбра­сы­вать угле­кис­лый газ в атмо­сфе­ру — доро­же, про­сто мы пока ещё не уме­ем акку­рат­но все послед­ствия обсчи­ты­вать. Не все издерж­ки изме­ря­ют­ся день­га­ми, неко­то­рые издерж­ки мы не видим сра­зу. Ну, напри­мер, вол­ны жары уве­ли­чи­ва­ют коли­че­ство преж­де­вре­мен­ных смер­тей в опре­де­лён­ных воз­рас­тах. Полу­ча­ет­ся, мы не можем точ­но оце­нить в день­гах то, что у нас на части тер­ри­то­рий зем­но­го шара воз­ни­ка­ют засу­хи, про­бле­мы с про­до­воль­стви­ем, питье­вой водой, а отсю­да мигра­ци­он­ные вол­ны и необ­хо­ди­мость выде­лять боль­шие объ­ё­мы гума­ни­тар­ной помо­щи. Если это учесть, то сра­зу ста­нет понят­но, что исполь­зо­ва­ние тех­но­ло­гии сжи­га­ния иско­па­е­мо­го топ­ли­ва некон­струк­тив­но. Мы сами себе роем яму.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

Изменения климата: сколько осталось планете, если выбросы не снизятся прямо сейчас?

— Стало понятнее, но все ещё непонятно, сколько осталось планете, если выбросы не снизятся прямо сейчас?

— Не надо про пла­не­ту! Этой пла­не­те 5 мил­ли­ар­дов лет, она мно­го чего вида­ла. Быва­ло здесь и жар­че, и кон­цен­тра­ция пар­ни­ко­вых газов в атмо­сфе­ре быва­ла выше. Чего тогда не было? Нас не было.

Это ката­стро­фи­че­ская ошиб­ка, кото­рую неко­то­рые совер­ша­ют. Я часто сту­ден­там рас­ска­зы­ваю о текстах тако­го кри­ти­ка кли­ма­ти­че­ских изме­не­ний, как Юлия Латы­ни­на. Она писа­ла, что «на зем­ле было жар­че, но мы же как-то выжи­ли». Хочет­ся спро­сить: мы — это кто? Нас, когда на Зем­ле было очень жар­ко, как раз не было. Нас — людей, чело­ве­че­ства — тогда не суще­ство­ва­ло. Поэто­му кли­ма­ти­че­ские угро­зы — это не угро­зы для пла­не­ты: она пере­жи­вёт. Это угро­за для совре­мен­ной чело­ве­че­ской циви­ли­за­ции: она не пере­жи­вёт.

— Может ли отдельный человек или домохозяйство предпринимать что-то действенное, чтобы снизить свой углеродный след? Или это разговор в пользу бедных?

— Я не очень люб­лю пере­ход на лич­но­сти, мне не нра­вит­ся идея инди­ви­ду­аль­но­го угле­род­но­го сле­да, пото­му что это нечест­но. Потре­би­тель и домо­хо­зяй­ства постав­ле­ны в усло­вия, когда они выби­ра­ют из того, что есть на рын­ке. Идея «живи корот­ко и не остав­ляй наслед­ства» кажет­ся мне чело­ве­ко­не­на­вист­ни­че­ской. Зада­ча чело­ве­ка жить доль­ше и оста­вить потом­ство.

Если мы посмот­рим на угле­род­ные каль­ку­ля­то­ры для людей, то они очень уны­лые, пото­му что един­ствен­ный выход из поло­же­ния — это даун­шиф­тинг: не летай­те само­лё­та­ми, не имей­те авто­мо­би­ля и так далее. Я слы­шал, что эту идею на самом деле вбро­си­ли неф­те­га­зо­вые ком­па­нии и про­из­во­ди­те­ли топ­ли­ва, что­бы отвлечь вни­ма­ние от себя, пото­му что они на самом деле винов­ни­ки кли­ма­ти­че­ских изме­не­ний.

Но сего­дня уже точ­но есть доступ­ные тех­ни­че­ские реше­ния для кот­те­джей. Мож­но не про­во­дить газ, а исполь­зо­вать элек­три­че­ство от сол­неч­ных бата­рей. Сол­неч­ные пане­ли, кото­рые мож­но исполь­зо­вать как фасад­ное покры­тие, поде­ше­ве­ли. Гру­бо гово­ря, на рын­ке есть реше­ния, кото­рые поз­во­ля­ют дей­стви­тель­но сокра­тить ваши лич­ные выбро­сы в атмо­сфе­ру.

Поэто­му, с одной сто­ро­ны, мне не нра­вит­ся пере­ход на лич­но­сти, с дру­гой сто­ро­ны, я пони­маю, что если смот­реть на вещи шире, с откры­ты­ми гла­за­ми, и видеть эти новые низ­ко­уг­ле­род­ные воз­мож­но­сти, то мож­но по мере сил их исполь­зо­вать. Ещё одна реко­мен­да­ция исхо­дит из здра­во­го смыс­ла. В боль­шом горо­де вро­де Моск­вы исполь­зо­вать лич­ный авто­мо­биль не все­гда удоб­но: поста­вить неку­да, пар­ков­ка доро­гая. Дешев­ле исполь­зо­вать кар­ше­ринг — так и исполь­зуй­те. Ну и глав­ное: ухо­дя, гаси­те свет!

— Было бы здорово, если бы человек в России мог на уровне личного выбора влиять на климатическую политику, да? Если бы была партия, программа которой включала бы поворот к «зелёной» экономике.

— О чём вы? Я б тоже хотел, что­бы так было. Но в Рос­сии вооб­ще с поли­ти­че­ской кон­ку­рен­ци­ей слож­но, а вы гово­рит «зелё­ная» пар­тия. Нет такой.

На самом деле, когда к вла­сти при­хо­дят исклю­чи­тель­но «зелё­ные» пар­тии, это тоже не все­гда хоро­шо, мы зна­ем по опы­ту Евро­пы. Хоро­шо, когда всё в балан­се, хоро­шо, когда есть коа­ли­ци­он­ное пра­ви­тель­ство, пло­хо, когда это исклю­чи­тель­но «зелё­ные». К сожа­ле­нию, «зелё­ная» повест­ка часто смы­ка­ет­ся с очень «левой» рито­ри­кой. Но «пра­вые» силы от «зелё­ной» повест­ки и вовсе ста­ра­тель­но откре­щи­ва­ют­ся, и это всё ино­гда рож­да­ет чудо­вищ.

— Вы говорили, что регионы в России могут как-то решать задачи по адаптации к изменениям климата. Правда, могут?

— Не про­сто могут — долж­ны. Зако­но­да­тель­ство обя­зы­ва­ет реги­о­наль­ные пра­ви­тель­ства раз­ра­ба­ты­вать пла­ны по адап­та­ции к изме­не­ни­ям кли­ма­та. Дру­гое дело, что есть слож­но­сти с бюд­же­ти­ро­ва­ние это­го про­цес­са, да и вооб­ще с реги­о­наль­ны­ми бюд­же­та­ми. К сожа­ле­нию, я могу кон­ста­ти­ро­вать, что адап­та­ци­он­ные пла­ны, кото­рые реги­о­ны при­сла­ли в Моск­ву, пря­мо ска­жем, не очень. Им пыта­лись помо­гать в Цен­тре стра­те­ги­че­ских раз­ра­бо­ток, но раз­но­об­ра­зие реги­о­нов слиш­ком вели­ко, что­бы всех охва­тить из цен­тра. Надо, что­бы были спе­ци­а­ли­сты на местах.

Без глу­бо­ких иссле­до­ва­ний того, как меня­ю­щий­ся кли­мат затро­нет тот или иной реги­он, без реаль­ных рас­чё­тов и оце­нок хоро­ших пла­нов по адап­та­ции не соста­вить. И это не толь­ко рос­сий­ская про­бле­ма. Совсем недав­но был опуб­ли­ко­ван доклад Евро­пей­ско­го агент­ства по окру­жа­ю­щей сре­де. Они тоже вынуж­де­ны были кон­ста­ти­ро­вать, что кли­мат меня­ет­ся очень быст­ро, и даже Евро­па не успе­ва­ет адап­ти­ро­вать­ся. Хотя там к это­му отно­сят­ся, как мне кажет­ся, гораз­до более серьёз­но. И у них есть адап­та­ци­он­ные пла­ны не про­сто для отдель­ных стран Евро­со­ю­за, а для каж­до­го реги­о­на внут­ри стра­ны.

Несколь­ко лет назад мы дела­ли «двой­ной порт­рет в инте­рье­ре»: парал­лель­но счи­та­ли выбро­сы пар­ни­ко­вых газов и пыта­лись оце­нить послед­ствия изме­не­ния кли­ма­та для Архан­гель­ской обла­сти и для швед­ско­го Нор­бот­те­на, это такой швед­ский Архан­гельск. И у шве­дов ока­за­лось гораз­до боль­ше доступ­ной инфор­ма­ции, их иссле­до­ва­ние полу­чи­лось, я вынуж­ден при­знать, гораз­до более глу­бо­ким и подроб­ным. У нас с тех пор луч­ше с иссле­до­ва­ни­я­ми не ста­ло. Более того, этот про­ект мы про­во­ди­ли в рам­ках Цен­тра эко­ло­ги­че­ских инве­сти­ций в Архан­гель­ске. Я дол­го воз­глав­лял эту орга­ни­за­цию, но по реше­нию адми­ни­стра­ции Архан­гель­ской обла­сти её закры­ли, и теперь этой темой там прак­ти­че­ски никто не зани­ма­ет­ся.

— Именно такие исследования могут «родить» рекомендации для отдельного региона по адаптации к изменению климата?

— Да, и сей­час эта тема сно­ва воз­ни­ка­ет уже даже не на уровне реги­о­наль­ных вла­стей, пото­му что они с опас­кой к ней отно­сят­ся. А вот у биз­не­са без­вы­ход­ное поло­же­ние, ему нуж­ны ясные и хоро­шие про­гно­зы, осо­бен­но если это биз­нес, кото­рый кото­рый завя­зан на при­род­ных ресур­сах, напри­мер, на ресур­сах леса. Тако­му биз­не­су надо пони­мать, как вос­про­из­во­дит­ся лес. Заго­тов­ка леса — это сезон­ная вещь, лес заго­тав­ли­ва­ют зимой, пото­му что дорог нет, а по зим­ни­ку доро­ги сде­лать мож­но. Так вот, инфор­ма­ция о том, когда в лес мож­но зай­ти, когда вый­ти и вывез­ти дре­ве­си­ну, какое состо­я­ние будет у дорог и у вод­ных арте­рий, начи­на­ет пря­мо инте­ре­со­вать биз­нес, пото­му что ина­че он не может нари­со­вать себе ника­ких стра­те­гий.

Я думаю, что если не сего­дня, так зав­тра появят­ся какие-нибудь объ­еди­не­ния в рам­ках биз­не­са, кото­рые будут про­во­дить иссле­до­ва­ния на тему доступ­но­сти ресурс­но-сырье­вой базы. Более того, неф­тя­ные ком­па­нии обес­по­ко­е­ны, напри­мер, тем, что тает веч­ная мерз­ло­та. Мы про­во­ди­ли для ЛУКОЙ­Ла иссле­до­ва­ния по неко­то­рым рай­о­нам, куда они соби­ра­лись зай­ти для осво­е­ния новых место­рож­де­ний. В неко­то­рых слу­ча­ях мы пока­зы­ва­ли им, что рис­ки быст­ро­го тая­ния очень высо­кие и они про­сто могут физи­че­ски не успеть отбить затра­ты на осво­е­ние место­рож­де­ний. И ЛУКОЙЛ при­нял реше­ние туда не ходить. Сей­час они созда­ют у себя в ком­па­нии систе­му мони­то­рин­га, учё­та кли­ма­ти­че­ских рис­ков и управ­ле­ния ими — и систе­му неплохую.

— Получается, что перспектива потери выгоды тянет за собой некоторое внимание к климатическим изменениям?

— Конеч­но, пото­му что это уже не отвле­чён­ные исто­рии про ущерб когда-нибудь потом — для биз­не­са это «потом» уже насту­пи­ло, эти изме­не­ния про­ис­хо­дят здесь и сей­час, и уже нель­зя их игно­ри­ро­вать. И это сопо­ста­ви­мо с дли­тель­но­стью инве­сти­ци­он­ных про­ек­тов: если вы пони­ма­е­те, что вы не успе­е­те отбить вло­же­ния в осво­е­нии место­рож­де­ния, то луч­ше и не начи­нать.

Изме­не­ния кли­ма­та затра­ги­ва­ет боль­шие инте­ре­сы, в том чис­ле эко­но­ми­че­ские. Пока сохра­не­ние «ста­ту­са кво» по выбро­сам и погло­ще­нию пар­ни­ко­вых газов мно­гим кажет­ся более выиг­рыш­ной стра­те­ги­ей, чем быст­рые изме­не­ния. Как зара­ба­ты­вать на тех­но­ло­ги­ях «зелё­ных», низ­ко­уг­ле­род­ных, мы пока не пони­ма­ем. Но это не толь­ко беда Рос­сии, хотя здесь это в наи­боль­шей сте­пе­ни выра­же­но, пото­му что мы дол­гие годы живём с этой при­род­ной рен­ты.

Несмот­ря на то, что боль­ше 50 лет мы точ­но зна­ем об антро­по­ген­ной при­ро­де нынеш­не­го изме­не­ния кли­ма­та, мы так и не научи­лись сдер­жи­вать наши выбро­сы. Всё это вре­мя выбро­сы не про­сто не умень­ша­лись, а про­дол­жа­ли рас­ти. Это, конеч­но, фено­ме­наль­ный факт: за послед­ние 50 лет мы, зная о послед­стви­ях, кото­рые нас ждут, выбро­си­ли в атмо­сфе­ру боль­ше пар­ни­ко­вых газов, чем за преды­ду­щие 100 лет. Я об этом сту­ден­там рас­ска­зы­ваю.

— Лица у студентов хотя бы печальные в этот момент?

— Печа­ли у них нет. Но я гово­рю, что с этой про­бле­мой справ­лять­ся при­дёт­ся им. Поэто­му надо, что­бы они хотя бы пони­ма­ли, с чем будут иметь дело.

Облож­ка: Дмит­рий Осин­ни­ков

Инфо­гра­фи­ка: Эль

Под­дер­жать «Вёрст­ку» мож­но из любой стра­ны мира — это всё ещё без­опас­но и очень важ­но. Нам очень нуж­на ваша под­держ­ка сей­час. Как нам помочь →